16 лѣтъ въ Сибири

Я никогда не сидѣлъ съ нимъ въ одной камерѣ, но на прогулкахъ мнѣ не разъ случалось вступать съ нимъ въ теоретическіе споры. Всегда сдержанный и внимательный, Бобоховъ никогда не прибѣгалъ не только къ малѣйшимъ рѣзкостямъ, но даже къ незначительнымъ повышеніямъ голоса. На личную почву онъ рѣшительно никогда не способенъ былъ переходить. При этомъ Бобоховъ отличался крайне рѣдко встрѣчающейся у спорщиковъ чертой: онъ всегда соглашался съ противникомъ, когда тому удавалось доказать ошибочность его мнѣнія или утвержденія. Необыкновенно ровный, спокойный и серьезный, Бобоховъ положительно какъ-бы перерождался и превращался въ краснорѣчиваго проповѣдника, когда вопросъ заходилъ о томъ, что онъ считалъ нашей обязанностью и долгомъ.

Больше, чѣмъ на кого-либо другого изъ заключенныхъ, подѣйствовала на него угроза генералъ-губернатора подвергать насъ тѣлесному наказанію. Хотя по обычному выраженію его лица трудно было замѣтить его настроеніе, но несомнѣнно внутренно онъ былъ сильно возбужденъ въ дни, послѣдовавшіе за объявленіемъ намъ бумаги барона Корфа. По тюрьмѣ началъ циркулировать слухъ, что Бобоховъ ведетъ агитацію за такой планъ: мы должны отправить министру внутреннихъ дѣлъ заявленіе, что тѣлесное наказаніе для насъ хуже смертной казни; поэтому, если не будетъ отмѣнена угроза, — мы всѣ покончимъ съ собою. Въ одинъ изъ этихъ дней у меня съ нимъ на прогулкѣ зашелъ разговоръ о его предложеніи. Развивая свой планъ, онъ настаивалъ на томъ, чтобы, въ случаѣ неисполненія министромъ нашего требованія, послѣ обозначеннаго нами ему срока, мы должны съ нѣкоторыми промежутками, по жребію, одинъ за другимъ кончать съ собою. Я старался доказать ему, что самоубійство по жребію не имѣетъ ни малѣйшаго смысла, такъ какъ въ этомъ видѣ оно являлось бы не добровольнымъ, а вынужденнымъ актомъ по отношенію тѣхъ лицъ, у которыхъ къ моменту наступленія ихъ очереди измѣнилось бы настроеніе и желаніе; между тѣмъ, заранѣе давши обѣщаніе покончить съ собою, они будутъ считать себя обязанными сдержать его. Я говорилъ также и о практической неосуществимости такого плана, послѣ предупрежденія о немъ властей.

Бобоховъ не видѣлъ этихъ неудобствъ, наоборотъ, стремленіе начальства воспрепятствовать нашимъ самоубійствамъ ясно доказывало-бы, что оно вѣритъ серьезности нашего заявленія и не желаетъ нашихъ смертей. Къ тому же, если одна лишь угроза примѣнять тѣлесныя наказанія вызвала у насъ такую готовность покончить съ собою, чего начальство не хочетъ допустить, то ясно, что оно никогда не рѣшится осуществить ее, зная, что въ этомъ случаѣ уже никакими мѣрами нельзя будетъ помѣшать самоубійствамъ среди насъ. Такимъ образомъ, по его мнѣнію, во всякомъ случаѣ было цѣлесообразно въ заявленіи къ министру сообщить о нашемъ рѣшеніи покончить съ собою. Относительно же вынужденности самоубійства по жребію, онъ отвѣтилъ мнѣ приблизительно слѣдующее:

— Жить мнѣ хочется не меньше, чѣмъ другимъ; если же я соглашаюсь покончить съ собою, то за тѣмъ лишь, чтобы и другіе сдѣлали тоже самое, ради протеста. Но разъ, при измѣнившемся настроеніи, остальные откажутся отъ своего намѣренія, цѣль самоубійства не будетъ достигнута, и моя смерть окажется вполнѣ напрасной. Жребій же обяжетъ человѣка сдержать обѣщаніе, данное умершимъ товарищамъ.

— Въ этихъ случаяхъ личный примѣръ дѣйствуетъ вѣрнѣе чѣмъ данное слово, — возразилъ я и сослался на нѣсколько историческихъ фактовъ.

Бобоховъ согласился съ этимъ доводомъ.

Изъ этого разговора я вывелъ заключеніе, что ему сильно жить хотѣлось: столь молодымъ попалъ онъ на каторгу, такъ мало видѣлъ на своемъ вѣку и такъ горячо интересовался всѣмъ, происходившимъ на бѣломъ свѣтѣ. Поэтому, разставаясь съ нимъ, я подумалъ, что желаніе жить возьметъ у него верхъ надъ сознаніемъ долга, и я успокоился. Между тѣмъ въ эти дни судьба его и нѣкоторыхъ другихъ товарищей, была уже рѣшена…