16 лѣтъ въ Сибири

Въ одинъ изъ дней, послѣдовавшихъ за отравленіемъ, Масюковъ пригласилъ къ себѣ старосту и, выславъ изъ комнаты жандарма, сообщилъ ему, что вслѣдствіе доноса Оссовскаго, изъ департамента государственной полиціи пришло распоряженіе произвести у насъ въ тюрьмѣ генеральный обыскъ, въ присутствіи спеціально назначенной для этого комиссіи изъ нѣсколькихъ должностныхъ лицъ. Комендантъ просилъ все лишнее и запрещенное уничтожить или спрятать, для чего предложилъ свои услуги. Предостереженіемъ этимъ мы, конечно, воспользовались; поэтому, обыскъ, длившійся почти цѣлый день, не далъ начальству никакихъ результатовъ.

Тяжелое настроеніе воцарилось въ тюрьмѣ послѣ ноябрьскихъ дней. Прекратились развлеченія, пѣсни, игры. Всѣ чувствовали себя придавленными, удрученными. Къ тому же заключенные рѣзко подѣлились на двѣ «партіи»: миролюбивое большинство, называвшееся жирондистами и крайніе, къ которымъ принадлежали нѣкоторые изъ покушавшихся на самоубійство. Разногласія между этими двумя партіями, почти цѣликомъ происходили на почвѣ отношенія къ протестамъ, имѣвшимъ мѣсто въ женской тюрьмѣ.

Ко всему вышеописанному въ тотъ тяжелый годъ присоединилось у насъ еще чрезвычайное безденежье. Матеріальныя наши условія, изъ года въ годъ все ухудшавшіяся, при Масюковѣ стали особенно плачевными. Отчасти вліяли здѣсь съ годами ослабѣвавшія привязанности и память о насъ лицъ, отдаленныхъ отъ Кары огромными пространствами; но виноватъ былъ въ этомъ и Масюковъ. Кромѣ другихъ отрицательныхъ чертъ, онъ обладалъ еще чрезмѣрнымъ пристрастіемъ къ картамъ, и, проигравшись въ пухъ, что съ нимъ, повидимому, нерѣдко случалось, онъ расплачивался, какъ мы подозрѣвали, приходившими для насъ по почтѣ деньгами. Твердыхъ же данныхъ для его обличенія у насъ въ рукахъ не имѣлось. Какъ-бы то ни было, зимою того года доходы наши были до того мизерны, что мы не могли даже ассигновать обычной суммы для улучшенія пищи на рождественскіе дни и въ новый, 1890-й годъ. Эти праздники прошли у насъ болѣе грустно и тоскливо, чѣмъ въ другіе годы.

ГЛАВА XXIX Финалъ Карійской тюрьмы

Наступила весна. Никакой рѣшительно перемѣны не произошло въ нашей тюрьмѣ. Но угроза барона Корфа, какъ Дамокловъ мечъ, продолжала висѣть надъ нами, не давая забыть, чему насъ могутъ подвергнуть при малѣйшемъ поводѣ. Двое товарищей изъ крайнихъ вновь рѣшили покончить съ собой, чтобы тѣмъ доказать начальству, что мы не примирились съ циркуляромъ генералъ-губернатора.

Когда извѣстіе объ этомъ распространилось въ тюрьмѣ, то опять всѣ заволновались, готовясь къ тяжелымъ зрѣлищамъ самоубійствъ. Но многіе энергично возстали противъ такихъ экспериментовъ надъ нашими нервами. Къ тому же намъ было совершенно неизвѣстно, какъ отнеслось высшее начальство къ угрозѣ генералъ-губернатора, послѣ происшедшихъ на Карѣ трагическихъ исторій. Путемъ этихъ доводовъ удалось убѣдить двухъ товарищей, собиравшихся покончить съ собой, чтобы они отложили свое намѣреніе до объясненія съ комендантомъ.

Оказалось, что у Масюкова уже имѣлось новое предписаніе, въ которомъ сообщалось, что тѣлесныя наказанія совершенно отмѣняются для всѣхъ женщинъ, осужденныхъ въ каторжныя работы; изъ мужчинъ же отъ нихъ избавлялись лица, принадлежавшія до осужденія къ привилегированнымъ сословіямъ, а также всѣ окончившіе высшія и среднія учебныя заведенія.

Такимъ образомъ, хотя шестью самоубійствами и пятнадцатью покушеніями на нихъ заключенные на Карѣ не добились полной отмѣны тѣлесныхъ наказаній, но можно было разсчитывать, что, какъ и послѣ дѣла Вѣры Засуличъ, правительство вновь, по крайней мѣрѣ, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, не рѣшится совершать надъ политическими преступниками этой возмутительной расправы.

Для меня лично весна 1890 года памятна еще тѣмъ, что мой старый другъ, Яковъ Стефановичъ, кончивъ весь срокъ каторги, долженъ былъ уйти на поселеніе. Но такъ какъ въ апрѣлѣ была еще распутица, то комендантъ выпустилъ его въ вольную команду.