16 лѣтъ въ Сибири

Наконецъ, я узналъ, что посланная фрейбургскими властями въ Швейцарію фотографическая моя карточка признана была за дѣйствительно изображающую Булыгина, что, понятно, было устроено моими товарищами.

Личность моя была, такимъ образомъ, констатирована, и эта часть слѣдствія закончилась вполнѣ благополучно. Не менѣе удачно сошло оно и въ другихъ отношеніяхъ: изъ Женевы отъ поляка Яблонскаго и изъ Базеля отъ швейцарскаго рабочаго получились подтвержденія, что я къ дѣлу отправки ими посылки въ Бреславль совершенно непричастенъ и что я не находился съ ними ни въ какихъ дѣловыхъ отношеніяхъ; затѣмъ высшія германскія инстанціи, по словамъ слѣдователя, признали, что всѣ привезенныя мною изданія были вполнѣ дозволеннаго характера.

На полученіе всѣхъ этихъ сообщеній потребовалось, кажется, мѣсяца полтора-два. Послѣ этого, слѣдователь сообщилъ мнѣ, что дѣло мое на-дняхъ будетъ имъ закончено и, съ его заключеніемъ объ отсутствіи данныхъ для привлеченія меня къ суду, оно перейдетъ къ прокурору. Если послѣдній согласится съ этимъ мнѣніемъ, я немедленно буду выпущенъ на волю; если же нѣтъ, дѣло мое пойдетъ на разсмотрѣніе, такъ называемаго, предварительнаго суда. По мнѣнію слѣдователя, эта инстанція уже навѣрное согласится съ его заключеніемъ. Но, допустивъ даже предположеніе, что и она нашла бы какія-нибудь основанія для привлеченія меня къ суду, — для него было внѣ всякаго сомнѣнія, что послѣдній или прямо оправдаетъ меня, или вмѣнитъ мнѣ въ наказаніе предварительное заключеніе. Вопросъ о моемъ освобожденіи, такимъ образомъ, оттягивался всего на нѣсколько дней.

При этомъ сообщеніи присутствовала Надежда Аксельродъ, пріѣхавшая изъ Цюриха ко мнѣ на свиданіе. Слѣдователь заикнулся было о томъ, чтобы мы съ ней говорили по-нѣмецки, какъ это требуется по закону, но онъ тотчасъ же уступилъ нашему желанію бесѣдовать на родномъ языкѣ. Н. Аксельродъ сообщила мнѣ разныя новости, передала, что друзья испытывали вслѣдствіе моего ареста, и выражала свою и ихъ твердую увѣренность въ томъ, что я скоро вернусь въ ихъ среду.

Когда, въ началѣ моего пребыванія во фрейбургской тюрьмѣ, защитникъ увѣрялъ меня, что я законнымъ образомъ скоро выйду на волю, внутренній голосъ говорилъ мнѣ иное. Но, слыша и отъ другихъ то же самое утвержденіе, я понемногу самъ сталъ поддаваться ему и все болѣе и болѣе склонялся къ мысли, что такъ оно и будетъ. Мнѣ хотѣлось вѣрить въ это, и я ловилъ малѣйшее обстоятельство, которое, казалось, подтверждало мою надежду. Даже то, напримѣръ, обстоятельство, что арестовавшій меня агентъ былъ со мной чрезмѣрно вѣжливъ, когда мы съ нимъ ходили къ фотографу, я уже склоненъ былъ истолковать въ томъ смыслѣ, что, значитъ тайная полиція никакихъ шаговъ въ отношеніи меня не предпринимала и что ему, слѣдовательно, извѣстно о скоромъ моемъ освобожденіи. Вѣроятнѣе же всего, вѣжливость его объяснялась замѣчаніемъ, полученнымъ имъ отъ его начальства за грубое его обращеніе со мной при моемъ арестѣ, о чемъ я сообщилъ въ поданной мной слѣдователю Лейблейну жалобѣ.

Другой примѣръ моего стремленія ловить подтвержденіе того, что меня скоро выпустятъ, былъ еще курьезнѣе. Желая на всякій случай пріобрѣсти возможность подольше оставаться въ квартирѣ старшаго надзирателя, я, послѣ вышеприведеннаго сообщенія мнѣ слѣдователя, предложилъ Роту и его женѣ согласиться, чтобы я обѣдалъ вмѣстѣ съ ними въ ихъ квартирѣ. Во время этой бесѣды я, между прочимъ, упомянулъ, что въ скоромъ времени меня должны освободить. Ротъ сказалъ, что по инструкціи онъ не можетъ допустить этого и прибавилъ: «вамъ вѣдь уже недолго остается быть въ тюрьмѣ».

— А кто вамъ это сказалъ? — спросилъ я, обрадовавшись подтвержденію моей надежды.

— Да вы вѣдь сами только что это сообщили, — отвѣтилъ онъ, улыбаясь.

Подъ конецъ я до того увѣровалъ въ скорое освобожденіе, что совсѣмъ пересталъ думать о побѣгѣ. Поэтому, когда Ротъ вновь предложилъ мнѣ компаньона въ камеру, я тотчасъ согласился на это и только спросилъ, кого онъ можетъ ко мнѣ помѣстить? Онъ сталъ перебирать заключенныхъ, говоря:

— Вѣдь неудобно же дать вамъ въ компаньоны арестованнаго за карманное или мелкое воровство, — какого-нибудь жулика или бродягу? Къ вамъ нужно посадить господина приличнаго, образованнаго. У меня два такихъ имѣется: ксендзъ и купецъ. Кого изъ нихъ желаете?

— А за что эти «приличные господа» попали въ тюрьму? — полюбопытствовалъ я.

— Ксендзъ обвиняется въ изнасилованіи малолѣтней, а купецъ — въ злостномъ банкротствѣ.

Я выбралъ послѣдняго. Это былъ тотъ самый господинъ, съ которымъ Ротъ уже приходилъ ко мнѣ однажды ночью, чѣмъ такъ меня напугалъ тогда.