Со всѣмъ этимъ пришлось разстаться. Новая камера оказалась неизмѣримо меньше первой, полутемной, такъ какъ невдалекѣ отъ окна была тюремная ограда, и объ устройствѣ побѣга изъ нея, въ случаѣ если бы это понадобилось, нечего было и думать. Но про запасъ у меня оставалось еще 2–3 другихъ плана, хотя ни одинъ изъ нихъ нельзя было считать вполнѣ надежнымъ. Я, однако, утѣшалъ себя тѣмъ, что мнѣ навѣрно не придется устраивать побѣга, такъ какъ меня законнымъ образомъ выпустятъ изъ тюрьмы, и я мысленно сосчитывалъ, сколько еще дней остается до наступленія этого счастливаго момента.
Однажды меня вновь позвали въ посѣтительскую комнату. Лишь только я показался на порогѣ, какъ съ радостнымъ восклицаніемъ и со слезами на глазахъ бросилась мнѣ въ объятія г-жа Булыгина. Такъ какъ я былъ арестованъ подъ видомъ ея мужа, то она и пріѣхала ко мнѣ въ качествѣ моей жены. Даже суровый до жестокости прокуроръ, присутствовавшій при этой трогательной сценѣ встрѣчи въ тюрьмѣ нѣжно любящихъ другъ друга молодыхъ супруговъ, пришелъ, повидимому, въ умиленіе и не тотчасъ вмѣшался въ дѣло. Но, давъ намъ излить свои первыя чувства, онъ, насколько, очевидно, было для него доступно, мягкимъ тономъ, предложилъ мнѣ говорить съ «женой» по-нѣмецки. Здороваясь, Булыгина успѣла мнѣ шепнуть, чтобы я настаивалъ на разрѣшеніи говорить по-русски, такъ какъ она имѣетъ сообщить мнѣ кое-что конспиративнаго свойства. Поэтому, въ отвѣтъ на предложеніе прокурора, я обратился къ нему съ просьбой дозволить намъ бесѣдовать на родномъ языкѣ.
— Я не могу вамъ этого разрѣшить, — отвѣтилъ онъ, — да это и излишне, такъ какъ вы оба достаточно хорошо говорите по-нѣмецки.
— Но согласитесь, — возразилъ я, — что, какъ бы хорошо мы ни говорили на чужомъ языкѣ, намъ, какъ супругамъ, послѣ столькихъ недѣль разлуки, встрѣтившись, наконецъ, въ тюрьмѣ, пріятнѣе поговорить о своихъ семейныхъ дѣлахъ, о нашемъ ребенкѣ на родномъ языкѣ. Я не понимаю, — продолжалъ я, — почему лишать насъ этого удовольствія, когда законъ, представителемъ котораго вы являетесь, отъ этого нисколько не можетъ пострадать?
— По закону я не обязанъ этого дѣлать, разъ вы оба говорите по-нѣмецки, — повторялъ упрямый старикъ.
— Не въ силу закона, а изъ гуманности, обязательной для всѣхъ образованныхъ людей, къ числу которыхъ и вы вѣдь, конечно, принадлежите, должны вы разрѣшить намъ говорить на родномъ языкѣ, — возразилъ я, подчеркнувъ слово «гуманность».
Послѣ этого довода прокуроръ, видимо, началъ сдаваться: онъ согласился, чтобъ мы говорили по-русски въ присутствіи переводчика, какъ я предложилъ; но отказался посылать кого-нибудь за послѣднимъ, такъ какъ, молъ, по закону онъ не обязанъ этого дѣлать. Не желая обнаруживать своего личнаго знакомства съ проф. Туномъ, который снабдилъ меня своимъ адресомъ, я попросилъ прокурора указать моей «женѣ», гдѣ живетъ переводчикъ.
— Этого я также не обязанъ дѣлать, — замѣтилъ злой старикъ. — Она можетъ узнать адресъ въ моей канцеляріи.
Онъ удалился вмѣстѣ съ Булыгиной; меня же отвели обратно въ камеру.
Г-жу Булыгину я зналъ съ юныхъ лѣтъ; мы познакомились, когда она 16 лѣтъ кончила житомирскую гимназію. Живая, красивая, съ длинными, бѣлокурыми волосами, она вызывала къ себѣ симпатіи всѣхъ, знавшихъ ее. Семнадцати лѣтъ ее арестовали въ Петербургѣ, на Казанской площади во время знаменитой въ исторіи нашего революціоннаго движенія демонстраціи въ декабрѣ 1876 г.; жестокій судъ приговорилъ ее на поселеніе, и ее отправили затѣмъ въ Березовъ, ужасное захолустье, въ которомъ она пробыла цѣлыхъ шесть лѣтъ. Тамъ же вышла она замужъ за товарища, также ссыльнаго, и вмѣстѣ съ нимъ бѣжала въ 1882 г. Пріѣхавъ зачѣмъ въ Цюрихъ, они поселились тамъ подъ фамиліей Булыгиныхъ За восемь лѣтъ, въ теченіе которыхъ я съ ней не видѣлся она сильно измѣнилась.
Спустя нѣкоторое время меня вновь позвали въ посѣтительскую. Тамъ, кромѣ прокурора и моей «жены», былъ также, проф. Тунъ. Узнавъ отъ товарища, жившаго противъ тюрьмы, что я въ теченіе нѣсколькихъ дней не показываюсь въ окнѣ, друзья мои предположили, что меня уже увезли куда-нибудь, и чрезвычайно встревожились. Поэтому г-жа Булыгина дѣйствительно искренно обрадовалась, когда убѣдилась, что я еще во Фрейбургѣ, а не разыграла сцены встрѣчи жены съ мужемъ.
Я передалъ ей о моемъ переходѣ въ другую камеру, объяснивъ это такъ, какъ Ротъ мнѣ сказалъ.
Затѣмъ г-жа Булыгина сообщила мнѣ, что въ Швейцаріи агенты ходятъ по квартирамъ моихъ знакомыхъ и, показывая ихъ прислугѣ и сосѣдямъ мою фрейбургскую фотографическую карточку, называютъ мою настоящую фамилію и разспрашиваютъ, гдѣ я. Друзья, поэтому, предполагали, что власти напали уже на слѣдъ, кто такой въ дѣйствительности Булыгинъ. По ихъ мнѣнію, необходимо было сейчасъ же приступить къ обсужденію плана побѣга, на случай, если состоится соглашеніе о выдачѣ меня.