16 лѣтъ въ Сибири

— Заявляю вамъ, что я Булыгинъ, но признаюсь, что я не изъ Москвы, и всѣ мною данныя показанія на счетъ моей родословной, вымышлены. Къ этому я вынужденъ былъ прибѣгнуть, благодаря всѣмъ тѣмъ пріемамъ, которые по отношенію ко мнѣ примѣнялись здѣсь, во Фрейбургѣ, съ момента моего пріѣзда сюда. Имѣйте въ виду, что у насъ, въ Россіи практикуются такіе пріемы. У какого-нибудь молодого человѣка, положимъ, нашли нѣсколько запрещенныхъ нелегальныхъ книжекъ; его арестовываютъ, при этомъ забираютъ и всѣхъ его знакомыхъ, адреса которыхъ у него при обыскѣ нашли; оставляютъ у него на квартирѣ агентовъ, чтобы они арестовывали всѣхъ приходящихъ; безпокоятъ его семью и родныхъ допросами и вызовами въ разныя полицейскія учрежденія. Отправляясь изъ демократической Швейцаріи въ конституціонную Германію съ вполнѣ дозволенной въ послѣдней цѣлью, я на первыхъ же тагахъ, по пріѣздѣ сюда, убѣдился, что пріемы, практикующіеся здѣсь, у васъ, по крайней мѣрѣ, по отношенію къ иностранцу, ничѣмъ почти не отличаются отъ примѣняющихся въ Россіи ко всѣмъ ея подданнымъ. Я на себѣ испыталъ, что безъ соблюденія какихъ-либо законовъ о гарантіи неприкосновенности личности, у васъ простые низшіе полицейскіе одни производятъ обыскъ у остановившагося въ номерѣ гостиницы иностранца и, несмотря на то, что онъ не совершилъ ни малѣйшаго преступленія въ Германіи, его арестовываютъ и держатъ въ тюрьмѣ двое сутокъ безъ всякаго допроса. Совершенно такъ же, какъ и въ самодержавной Россіи, у васъ задерживаютъ и тащатъ въ тюрьму молодую нѣмецкую женщину… Видя все это, я не могъ повѣрить заявленіямъ слѣдователя, будто мое дѣло ведется исключительно только судебными учрежденіями, безъ участія полиціи и тайныхъ сношеній съ Россіей. И мои предположенія, какъ теперь подтверждается прочитанной вами мнѣ бумагой, были правильны. Если бы я указалъ слѣдователю свою дѣйствительную родословную, то, какъ теперь оказывается, она сообщена была бы русскимъ властямъ съ увѣдомленіемъ, конечно, о томъ, что я арестованъ здѣсь съ двумя ящиками напечатанныхъ въ Швейцаріи русскихъ соціалистическихъ изданій. Получивъ приказаніе провѣрить мои показанія, полиція того города, откуда я родомъ и гдѣ живутъ мои родители, немедленно явилась бы къ нимъ съ обыскомъ и допросами: у моего брата и сестры, находящихся дома и раздѣляющихъ мои воззрѣнія, могли бы какъ разъ въ тотъ моментъ оказаться какія-нибудь запрещенныя изданія; у нихъ могли бы найти неуничтоженное еще письмо съ адресомъ или застать пришедшаго товарища, и вотъ открылась бы цѣлая сѣть безконечныхъ обысковъ, допросовъ и арестовъ.

— Итакъ, вы утверждаете, что вы Булыгинъ, но только не изъ Москвы, — замѣтилъ прокуроръ съ едва скрываемой злобной улыбкой, — и вы не желаете назвать настоящее мѣсто своего рожденія.

— Нѣтъ, не желаю, по вышеуказаннымъ причинамъ, — отвѣтилъ я.

— Прочтите слѣдующую бумагу, — обратился прокуроръ вновь къ своему письмоводителю.

«Именующій себя Булыгинымъ и нынѣ задержанный во Фрейбургѣ великаго герцогства Баденскаго никто иной, какъ Левъ Дейчъ, который вмѣстѣ съ Яковомъ Стефановичемъ, кромѣ другихъ тяжкихъ преступленій, совершилъ въ маѣ 1876 года покушеніе на жизнь Николая Гориновича, а потому Императорское русское правительство черезъ своего посланника проситъ правительство великаго герцогства Баденскаго о выдачѣ обоихъ названныхъ лицъ. При этомъ оно считаетъ нужнымъ обратить вниманіе германскихъ властей на то, что Левъ Дейчъ неоднократно уже убѣгалъ изъ мѣстъ заключенія, а потому проситъ, какъ при содержаніи его въ Германіи, такъ и при перевозкѣ, усиливать за нимъ надзоръ».

Я почти дословно привелъ эту бумагу, хотя съ тѣхъ поръ, какъ мнѣ прочли ее, прошло болѣе 20 лѣтъ.

«Все пропало», мысленно произносилъ я, и въ головѣ у меня пробѣгали самыя печальныя картины…

— Что вы скажете по этому поводу? — спросилъ прокуроръ, не скрывая злой улыбки.