16 лѣтъ въ Сибири

Сообща съ проф. Туномъ, принимавшимъ живѣйшее участіе въ нашей бесѣдѣ, мы стали обсуждать мое положеніе; но ни на какомъ опредѣленномъ планѣ побѣга мы окончателмо не остановились, такъ какъ всѣмъ намъ продолжало казаться, что я вскорѣ выйду законнымъ образомъ.

Вспоминая теперь, по прошествіи болѣе 20 лѣтъ, роль Туна, мнѣ самому съ трудомъ вѣрится, чтобы солидный нѣмецкій профессоръ, причислявшій себя къ умѣреннымъ либераламъ, принималъ такое живое участіе въ судьбѣ русскаго «нигилиста», до знанія настоящей фамиліи котораго онъ выражалъ желаніе, чтобы его арестовали.

Прокуроръ фонъ-Бергъ, присутствовавшій при нашей бесѣдѣ, игралъ довольно смѣшную роль. Видя, напримѣръ, что мы всѣ смѣемся, онъ также улыбался, не подозрѣвая, что иногда нашъ смѣхъ относился именно на его счетъ. Мы уславливались съ проф. Туномъ, какъ онъ затѣмъ передастъ содержаніе нашей бесѣды прокурору; при этомъ мы представляли себѣ, какое любопытство должно было разбирать этого сухого и тощаго старика и какъ велика была бы его злость, если бы онъ какимъ-нибудь чудомъ могъ узнать, о чемъ мы въ его присутствіи бесѣдовали.

Переговоривъ обо всемъ подробно, Булыгина также нѣжно попрощалась со мною, какъ въ началѣ посѣщенія поздоровалась. Передъ своимъ уходомъ она, между прочимъ, спросила прокурора, когда, по его мнѣнію, меня могутъ освободить изъ тюрьмы. Помню, онъ указалъ очень близкій день, въ каковой долженъ былъ состояться предварительный судъ. Но онъ тутъ же прибавилъ, что, будучи оправданъ, я перейду въ вѣдѣніе полиціи, которая можетъ меня, какъ иностранца, отправить въ любую изъ окружающихъ Германію странъ. Онъ, однако, думаетъ, что меня отведутъ на швейцарскую границу, какъ на ближайшую.

Я хотѣлъ вѣрить, что такъ именно оно и будетъ и гналъ отъ себя всякія сомнѣнія и подозрѣнія. Мнѣ, конечно, пріятнѣе было надѣяться на близкое освобожденіе законнымъ способомъ, чѣмъ допускать столь пугавшую меня мысль, что меня повезутъ на родину. Послѣ свиданія съ Булыгиной, меня стало разбирать еще большее, чѣмъ прежде, нетерпѣніе скорѣе выйти на волю. Я рисовалъ себѣ освобожденіе изъ тюрьмы, какъ величайшее счастье: мнѣ живо представлялась радость друзей и наша совмѣстная энергичная дѣятельность на пользу молодой группы «Освобожденіе Труда». Чуть не шагъ за шагомъ я уже опредѣлялъ себѣ, что буду дѣлать на волѣ и какъ наверстаю напрасно потерянныя нѣсколько недѣль. Воображеніе уносило меня далеко впередъ: я вновь жилъ среди близкихъ, былъ занятъ всевозможными дѣлами, настоящее казалось давно прошедшимъ, тяжелымъ сномъ, много разъ подробно разсказаннымъ въ кругу близкихъ и знакомыхъ. То же долженъ ощущать воинъ, уцѣлѣвшій послѣ испытанныхъ имъ въ походахъ опасностей и страданій и надѣющійся невредимымъ возвратиться на родину.

ГЛАВА VI Карты раскрываются

«Сегодня состоится постановленіе о моемъ освобожденіи», — съ этой мыслью, помню, проснулся я въ чудный майскій день. Я сталъ одѣваться, затѣмъ, по обыкновенію, убралъ свою камеру и сѣлъ за принесенный фрау Ротъ завтракъ. Лучи весенняго солнца, достигая сквозь высокую ограду въ мою камеру, вызывали пріятное ощущеніе. Вотъ загромыхалъ замокъ: «это на прогулку», — съ удовольствіемъ подумалъ я, представляя себѣ пребываніе на свѣжемъ воздухѣ.

— Къ прокурору! — заявилъ Ротъ, появившись на порогѣ.

«А, это навѣрно по поводу моего освобожденія!» — съ радостью подумалъ я. — «Однако, какъ рано состоялось постановленіе!».

Я пришелъ въ посѣтительскую въ сопровожденіи надзирателя Рота.

Кромѣ прокурора, за столомъ сидѣлъ его молодой письмоводитель. Передъ обоими лежали какія-то дѣловыя бумаги.

— Сегодня, какъ вамъ извѣстно, — обратился ко мнѣ прокуроръ, — должно состояться рѣшеніе предварительнаго суда о вашемъ освобожденіи. Но раньше, чѣмъ оно будетъ вамъ объявлено, намъ необходимо знать, дѣйствительно ли ваша фамилія Булыгинъ и изъ Москвы ли вы родомъ, какъ вы показывали?

— Да, я Булыгинъ, — отвѣтилъ я.

— Прочтите отношеніе, — обратился прокуроръ къ своему письмоводителю.

Тотъ прочиталъ какую-то бумагу, повидимому, полученную изъ Москвы, не помню, изъ какого учрежденія, въ которой заявлялось, что такого Булыгина, какъ я показывалъ, нѣтъ въ названномъ городѣ[5].

— Что вы по этому поводу скажете? — сухо, съ нескрываемой злобой, спросилъ меня фонъ-Бергъ.

Я чувствовалъ, что сильно измѣнился въ лицѣ; но скоро собрался съ мыслями. Я понималъ, что наступилъ критическій моментъ, что почва уходитъ изъ-подъ моихъ ногъ, что мои опасенія на счетъ тайныхъ сношеній относительно меня между Германіей и Россіей оправдались. Отчасти заранѣе допуская уже такой оборотъ, я нѣсколько былъ подготовленъ къ этому, и на такой случай у меня въ головѣ имѣлся планъ объясненія.