16 лѣтъ въ Сибири

— Не безпокойтесь, придумали бы! Тогда измѣнили бы договоръ, и васъ осудили бы за всѣ ваши дѣянія. Вѣдь менѣе васъ виновныхъ — Малинку, Дробязгина и Майданскаго давно казнили. А вы вотъ бѣжали изъ тюрьмы, послѣ покушенія на Гориновича еще цѣлыхъ восемь лѣтъ куралесили, устраивали со Стефановичемъ Чигиринскій заговоръ и прочее. И за все это осудить васъ на нѣсколько лѣтъ каторги правительству, понятно, не хочется. Ну вотъ, когда васъ привезли, «въ высшихъ сферахъ» и было спеціальное засѣданіе. Меня, конечно, на такія совѣщанія не приглашаютъ: я слишкомъ незначительная величина. Но мнѣ объ этомъ разсказывало лицо, участвовавшее въ немъ. Большинство склонялось къ тому, чтобы вновь вступить въ переговоры о васъ съ Германіей и добиться у нея согласія на измѣненіе суда надъ вами. Ну тогда васъ приговорили бы по заслугамъ. Но одно лицо возстало противъ этого намѣренія по такимъ соображеніямъ: хорошо, сказало это лицо, мы получимъ согласіе Германіи, но выгодна ли намъ такая перемѣна договора? Теперь попался Дейчъ, а завтра въ другой странѣ могутъ захватить поважнѣе его птицу, но уже не согласятся выдать, ссылаясь на то, что Россія измѣняетъ условія договора, и будутъ указывать на случай съ Дейчемъ. Съ этими соображеніями согласились многіе, и только поэтому рѣшено судить васъ лишь за покушеніе на Гориновича. Вотъ почему мы такъ долго не пріѣзжали допрашивать васъ и держали васъ въ Петропавловской крѣпости.

Открывая мнѣ эту «государственную тайну», Котляревскій, быть можетъ, желалъ и меня, расположить къ откровенности, не допускаю, что онъ дѣлалъ это безъ всякой задней мысли. Въ теченіе продолжительной нашей бесѣды онъ касался очень многихъ темъ. Когда между прочимъ, рѣчь зашла о политическихъ преслѣдованіяхъ въ Россіи, я указалъ ему на то, что у насъ часто приговариваютъ къ жестокимъ наказаніямъ вполнѣ невинныхъ людей.

— Что же, — возразилъ онъ, — гдѣ лѣсъ рубятъ, тамъ щепки летятъ. Еще римляне говорили «Summa jus summa injuria». Я лично, впрочемъ, противъ смертной казни. По моему, въ обширномъ государствѣ неизбѣжны политическія преступленія; на многомилліонное населеніе всегда найдется нѣкоторый контингентъ недовольныхъ. Противъ нихъ, конечно, необходимо принимать мѣры, но сильное правительство, не прибѣгая къ смертной казни, можетъ сдѣлать безвредными этихъ недовольныхъ.

Коснувшись этой темы, онъ какъ бы вскользь вставилъ вопросъ, сколько, по моему мнѣнію, осталось теперь террористовъ въ Россіи? Я отвѣтилъ, что не могу этого знать, такъ какъ самъ принадлежу не къ террористической, а къ соціалдемократической партіи.

— Все же, думаю, вамъ, какъ «дружественной державѣ», приблизительно извѣстно положеніе террористовъ. Я полагаю, что ихъ совсѣмъ немного осталось, — заключилъ онъ.

Въ то время активныхъ террористовъ въ Россіи дѣйствительно осталось немного. Но, не желая, чтобы Котляревскій имѣлъ столь невыгодное представленіе о силахъ «дружественной державы», я сказалъ, что террористовъ, по всей вѣроятности, осталось «только нѣсколько сотъ человѣкъ».

— Что вы! — воскликнулъ онъ — быть этого не можетъ! Я полагаю, что нѣсколько только человѣкъ: вѣдь въ послѣдніе годы было много крупныхъ арестовъ и всѣхъ видныхъ дѣятелей забрали.

Я продолжалъ настаивать на своемъ. Съ тѣмъ мы и разстались.

Въ описываемое мною время, т. е. лѣтомъ 1884 г., въ Домѣ Предварительнаго Заключенія сидѣло много лицъ, привлеченныхъ по подозрѣнію въ разныхъ политическихъ «преступленіяхъ». Главное изъ нихъ, по которому была арестована масса лицъ не только въ Петербургѣ, но во многихъ городахъ Европейской Россіи и Сибири, Котляревскій называлъ «дѣломъ о старыхъ брюкахъ». Въ отвѣтъ на мой вопросъ, въ чемъ состоитъ это странное дѣло, Котляревскій разсказалъ мнѣ слѣдующее. У кого-то при обыскѣ нашли списокъ лицъ, черезъ посредство которыхъ можно было пересылать платье, бѣлье и прочее политическимъ заключеннымъ и ссыльнымъ. Изъ арестованныхъ лицъ хотѣли создать серьезный процессъ о тайномъ сообществѣ «Краснаго Креста Народной Воли», — сказалъ Котляревскій, намекая, конечно, на жандармовъ, съ которыми прокуратура у насъ нерѣдко въ антагонизмѣ. — Ну, какой же тутъ заговоръ, когда передаютъ заключенному подержанное платье и бѣлье! Вотъ это-то дѣло я и называю «дѣломъ о старыхъ брюкахъ». Оно теперь у меня, и я стараюсь направить его административнымъ порядкомъ.