Читаем 16 лѣтъ въ Сибири полностью

Бесѣда министра со мною, повидимому, произвела большое впечатлѣніе на тюремную администрацію. Проводивъ его, ко мнѣ тотчасъ явился смотритель и предложилъ перейти въ новую, лучшую камеру, гдѣ имѣлись столъ, стулъ, койка и постель.

— Самому государю о васъ министръ докладывалъ! — наивно восклицалъ этотъ Вобчинскій и смотрѣлъ на меня такъ, словно я сразу выросъ на нѣсколько вершковъ.

Такимъ образомъ, будучи уже осужденнымъ на каторгу, я, благодаря этому обстоятельству, получилъ все то, чего, въ качествѣ подслѣдственнаго, не могъ никакъ добиться. Больше того: мнѣ дозволено было подписаться въ частной библіотекѣ. Конечно, всѣ эти льготы исходили не отъ смотрителя, а вѣроятно отъ представителей тѣхъ трехъ вѣдомствъ, которыя до пріѣзда министра всячески старались прижать меня.

ГЛАВА XI

На старомъ пепелищѣ

Но не долго пользовался я новой обстановкой: недѣли двѣ спустя, мнѣ съ утра объявили, что вечеромъ меня, съ партіей уголовныхъ арестантовъ, повезутъ въ Москву. Предстояла довольно сложная и непріятная процедура принятія каторжнаго вида.

Сперва меня повели въ спеціально для этого предназначенное помѣщеніе, въ которомъ находились всѣ необходимые для каторжанина атрибуты: на полу лежала груда цѣпей, на полкахъ расположены были арестантскія вещи, — платье, бѣлье, обувь и проч. Выбравъ для меня все, что по закону полагается, меня затѣмъ повели въ другое помѣщеніе. Здѣсь цирюльникъ сбрилъ у меня сплошь всю правую сторону головы до пробора, а слѣва состригъ волосы до корней. Я уже и раньше видалъ въ нашихъ тюрьмахъ выбритыхъ, такимъ образомъ, арестантовъ, и видъ ихъ всегда производилъ на меня, да и на всѣхъ, съ кѣмъ мнѣ приходилось объ этомъ говорить, тяжелое впечатлѣніе. Посмотрѣвъ теперь на самого себя въ зеркало, я почувствовалъ крайне непріятное ощущеніе.

Тамъ же, гдѣ меня побрили, находился и кузнецъ-арестантъ съ кандалами, заклепками и проч. Меня посадили на низенькій табуретъ и поочередно ставили ноги на наковальню. Охвативъ ступни желѣзными кольцами, кузнецъ наглухо заклепалъ ихъ.

Кромѣ ощущенія приниженности, ношеніе кандаловъ причиняло и большія неудобства, какъ во время ходьбы, такъ и сна. Къ тому же нуженъ былъ навыкъ, чтобы умѣть сквозь кольца одѣть и раздѣть брюки и нижнее бѣлье, а также не натереть себѣ ногъ, противъ чего, при неопытности, не помогали и получаемые отъ казны кожаные подкандальники. Тяжесть кандаловъ, имѣвшихъ 10–12 ф. вѣсу, также давала себя чувствовать. Но особенно непріятенъ былъ ихъ звонъ, который раздавался при малѣйшемъ движеніи.

Дополненіемъ къ бритью и кандаламъ являлся и спеціальный костюмъ, въ который наряжали осужденнаго: поверхъ бѣлья изъ суроваго холста на него надѣвали сдѣланные изъ грубаго сѣраго, и такъ называемаго — арестантскаго, сукна брюки и халатъ; на спинѣ послѣдняго у осужденнаго въ каторжныя работы были нашиты два квадратные туза изъ желтаго сукна; на ноги надѣвали портянки и «коты» — родъ туфель изъ кожи; все это платье, бѣлье и обувь, сдѣланныя по одному образцу и мѣркѣ, крайне неудобны, тяжелы и непропорціональны.

Я самъ съ трудомъ узналъ себя, когда въ полномъ каторжномъ облаченіи вновь посмотрѣлъ на себя въ зеркало, — до того этотъ нарядъ преображалъ.

«И много-много лѣтъ, — думалъ я, — предстоитъ тебѣ являться въ этомъ отталкивающемъ видѣ!»

Даже жандармъ, смотрѣвшій на меня съ грустью и сожалѣніемъ, громко выразилъ свое соболѣзнованіе:

— И чего только съ человѣкомъ не сдѣлаютъ! — произнесъ онъ, качая головой.

Всѣ свои вещи — платье, бѣлье и проч. — я роздалъ тутъ же въ тюрьмѣ, — оставивъ себѣ лишь книги; вмѣстѣ со смѣной казеннаго бѣлья я уложилъ ихъ въ полученный мною казенный мѣшокъ и, такимъ образомъ, былъ вполнѣ готовъ къ предстоявшему далекому путешествію.

Наступилъ вечеръ. Въ тюремный замокъ явился конвойный офицеръ, въ сопровожденіи такихъ же нижнихъ чиновъ, и началась пріемка арестантовъ въ партію. Меня для этого повели въ контору первымъ. При каждомъ перевозимомъ по этапу арестантѣ имѣется, такъ-называемый, «статейный списокъ»: въ немъ, кромѣ имени, отчества и фамиліи пересыльнаго, обозначается еще родъ его наказанія, мѣсто ссылки и полученныя имъ казенныя вещи. Для политическаго арестанта существуетъ то лишь отличіе, что на внутренней сторонѣ обложки статейнаго списка наклеивается еще его фотографическая карточка.

Когда всѣхъ назначенныхъ къ отправкѣ арестантовъ офицеръ провѣрилъ и принялъ по спискамъ, насъ вывели за ворота тюрьмы и выстроили. Окруживъ партію со всѣхъ сторонъ живою цѣпью, конвойные солдаты и офицеры сняли шапки и перекрестились.

— Счастливаго пути! Благополучнаго исхода! — раздались затѣмъ пожеланія лицъ тюремной администраціи.

— Спасибо! До свиданія! — отвѣтилъ офицеръ и подалъ знакъ тронуться; и партія направилась на находившуюся вблизи тюрьмы желѣзно-дорожную станцію.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары