За сравнительно короткій промежутокъ времени, кіевскій тюремный замокъ видѣлъ также массу трагическихъ происшествій, — большой контингентъ юношей, увезенныхъ изъ нея прямо на казнь[18]
; но еще значительно большее количество политическихъ ушло отсюда на каторгу, на поселеніе въ Сибирь и въ административную ссылку. Кромѣ Петропавловской крѣпости, въ этомъ отношеніи съ нею могутъ сравниться только одесская тюрьма и варшавская цитадель. За то по количеству пережитыхъ «бунтовъ», думаю, кіевская тюрьма занимаетъ первое мѣсто въ Россіи. Въ отношеніи того, какъ держать себя съ начальствомъ, среди политическихъ заключенныхъ крѣпко хранились традиціи прошлаго, преданія «старины глубокой», т. е. особенно бурныхъ 1877–1879 годовъ. Новымъ поколѣніямъ заключенныхъ хорошо былъ извѣстенъ этотъ богатый многочисленными бунтами «героическій періодъ», по устнымъ разсказамъ, какъ самой тюремной администраціи, такъ и старожиловъ изъ уголовныхъ. Поэтому, несмотря ни на какія ухищренія начальства, вольный духъ этой тюрьмы не могъ быть искорененъ изъ нея ко времени моего вторичнаго прибытія въ нее, въ чемъ я убѣдился, лишь только за мною заперли дверь камеры.— Политическіе просятъ васъ написать, кто вы, по какому дѣлу и гдѣ судились? — услыхалъ я раздавшійся со стороны двери голосъ. Подошедши къ ней ближе, я увидѣлъ, что это говорилъ какой-то уголовный въ продѣланное окошечко. На мое заявленіе, что мнѣ нечѣмъ писать, онъ тутъ же просунулъ мнѣ бумагу и карандашъ.
Сообщивъ въ нѣсколькихъ словахъ о себѣ, я просилъ товарищей также и мнѣ написать, сколько ихъ въ данное время находится здѣсь и по какимъ кто дѣламъ? Свой отвѣтъ я, конечно, передалъ этому же арестанту, а, спустя нѣкоторое время онъ просунулъ мнѣ записку, въ которой были краткіе отвѣты на мои вопросы и въ заключеніе говорилось: «подробности узнаете устно отъ нашихъ дамъ».
Дѣйствительно, я вскорѣ услыхалъ женскіе голоса, которые приглашали меня влѣзть на окно. Послѣдовавъ ихъ предложенію, я увидѣлъ, что въ немъ небыло форточки. Не долго думая, я разбилъ по стеклу въ двойной рамѣ. Такимъ образомъ, послѣ многихъ мѣсяцевъ, я вновь могъ вдоволь наговориться со своими и узнать всякія новости.
То были жены тутъ же сидѣвшихъ двухъ политическихъ: Прасковья Шебалина и Витольда Рехневская. Отправившись на прогулку, онѣ подошли къ воротамъ, которыя соединяли ихъ дворъ съ мужскимъ; окно же моей камеры приходилось вблизи этихъ воротъ, и разговаривать намъ было удобно. Я узналъ о всѣхъ сидѣвшихъ въ то время въ кіевской тюрьмѣ. Оказалось, что незадолго до моего прибытія, въ кіевскомъ военноокружномъ судѣ состоялся политическій процессъ, по которому привлекались 12 человѣкъ; изъ нихъ четверо, въ томъ числѣ мужъ Шебалиной, были осуждены на каторгу, а она на поселеніе.
Но на одномъ изъ интереснѣйшихъ моментовъ бесѣда наша была вдругъ прервана внезапно появившимся помощникомъ смотрителя. Увидѣвъ меня на окнѣ, онъ воскликнулъ:
— Какъ? Вы уже разбили стекла!
— Зачѣмъ же у васъ нѣтъ въ окнахъ форточекъ? — возразилъ я.
— Вамъ же хуже: будете ночью мерзнуть при разбитыхъ окнахъ. — Обратившись затѣмъ къ разговаривавшимъ со мною дамамъ, онъ сталъ требовать, чтобы онѣ отошли отъ воротъ, такъ какъ это имъ запрещается. Но обѣ женщины энергично на него напустились, въ свою очередь требуя, чтобы онъ самъ убрался отсюда и не мѣшалъ нашей бесѣдѣ. Особенно горячо нападала Шебалина, живая, сангвиничная и крайне нервная женщина, доведенная тюрьмой до такого состоянія, что она не могла хладнокровно выносить одного лишь вида администраціи; поэтому, у нея съ послѣдней нерѣдко случались столкновенія.
Витольда Рехневская также находилась здѣсь вмѣстѣ съ мужемъ. Оба они были арестованы весной 1884 г. и въ описываемое время содержались въ качествѣ подслѣдственныхъ по извѣстному дѣлу польскаго соціалистическаго общества «Пролетаріатъ», разбиравшемуся въ декабрѣ 1885 г. въ Варшавѣ.
Кромѣ десяти осужденныхъ и ожидавшихъ отправки въ Сибирь, а также нѣкоторыхъ подслѣдственныхъ, въ кіевской тюрьмѣ тогда находились еще многіе высылавшіеся административнымъ порядкомъ, такъ какъ незадолго предъ тѣмъ, (въ сентябрѣ), въ мѣстномъ университетѣ произошли студенческія волненія, послѣ которыхъ университетъ былъ закрытъ, и многихъ учащихся высылали на родину.
Съ массой новыхъ впечатлѣній легъ я въ эту ночь спать на голыхъ нарахъ. Сквозь разбитыя стекла дулъ холодный вѣтеръ, и я долженъ былъ напялить на себя все полученное платье, чтобы не замерзнуть. Положенный подъ голову, вмѣсто подушки, мѣшокъ съ иностранными классиками, не вызывалъ особенной склонности ко сну. Я долго ворочался, но лишь только сталъ засыпать, какъ услышалъ ужасный крикъ, раздавшійся по всему коридору. Подбѣжавъ къ двери, я сталъ звать коридорнаго надзирателя. Когда онъ явился, я узналъ, что въ сосѣдней каперѣ уголовные арестанты, желая отнять у одного пересыльнаго нѣсколько спрятанныхъ имъ рублей, стали душить его, но ему какъ-то удалось вырваться и закричать.