16 лѣтъ въ Сибири

Соблюдая условія выдачи, меня до отправки въ путь, въ качествѣ каторжнаго, разсматривали отчасти, какъ политическаго, а отчасти, какъ уголовнаго. Съ момента же сдачи меня конвою, я сталъ только политическимъ. Поэтому, какъ и всѣхъ другихъ лицъ этой категоріи, отправляемыхъ по этапу, меня помѣстили не въ обще-арестантскомъ вагонѣ, а въ томъ, въ которомъ находились офицеръ и конвойные. Здѣсь было очень просторно, между тѣмъ какъ уголовныхъ набиваютъ въ вагонъ, какъ сельдей въ бочку; но за то и интереса было мало находиться въ обществѣ лишь солдатъ, къ тому же боящихся, въ присутствіи офицера, вступать въ разговоръ съ перевозимымъ политическимъ.

Черезъ сутки, по выѣздѣ изъ Одессы, поѣздъ утромъ прибылъ въ Кіевъ, гдѣ предстояла дневка. По выходѣ изъ вагоновъ на дебаркадеръ, партія снова выстроилась, и, снова оцѣпивъ ее, конвойные повели по окраинамъ города, направляясь къ тюремному замку.

Передъ этимъ я не былъ въ Кіевѣ болѣе шести лѣтъ: въ послѣдній разъ, въ маѣ 1878 г., я бѣжалъ изъ мѣстнаго тюремнаго замка; затѣмъ скитался по Россіи и Западной Европѣ, и теперь я вновь возвращался въ родной городъ, но бритый, въ кандалахъ, съ бубновыми тузами на спинѣ.

— Иди, иди! Пошевеливай! — услышалъ я окрикъ, сопровождавшійся ударомъ приклада въ спину.

«Начинается!» подумалъ я, представляя себѣ мысленно всѣ тѣ многочисленныя оскорбленія и униженія, которыя предстоятъ мнѣ еще впереди, какъ «лишенному всѣхъ правъ состоянія.»

Оглянувшись назадъ, послѣ полученнаго удара, я увидѣлъ офицера, поспѣшившаго ко мнѣ: поровнявшись съ моимъ конвойнымъ, онъ накричалъ на него, приказывая не обращаться грубо…

* * *

По счету впустили насъ въ калитку тюремнаго замка. Меня первымъ ввели въ контору. Кругомъ было все новыя лица. Не было смотрителя — толстаго старика капитана Ковальскаго и двухъ его помощниковъ. Все ново, все чуждо мнѣ.

— Изъ этой самой тюрьмы вы бѣжали? — спросилъ меня высокій, атлетически сложенный человѣкъ, въ тюремной формѣ, оказавшійся новымъ смотрителемъ.

Я отвѣтилъ утвердительно. Какъ извѣстно, Стефановичъ, Бохановскій и я были уведены изъ кіевскаго замка нашимъ товарищемъ Фроленко, который съ фальшивымъ паспортомъ поступилъ на службу въ тюрьму и, сдѣлавшись ключникомъ, вывелъ насъ, подъ видомъ коридорныхъ часовыхъ, такъ какъ смѣной ихъ ночью завѣдывалъ дежурный по тюрьмѣ ключникъ[16].

Камера, въ которую меня привели, оказалась большихъ размѣровъ и почти вся сплошь, за исключеніемъ небольшого прохода, занята была нарами, замѣнявшими всякую другую мебель. Находилась она на, такъ называемомъ, «пересыльномъ коридорѣ» и предназначалась для многихъ десятковъ, если не для цѣлой сотни проходившихъ по этапу уголовныхъ. Меня же одного помѣстили въ ней, очевидно, за тѣмъ, чтобы не смѣшивать съ уголовными.

Сразу чувствовалось, что хорошо знакомый мнѣ замокъ многое пережилъ за истекшіе годы. Тюрьма эта, какъ мѣсто заключенія политическихъ, имѣла свою длинную исторію, состоявшую въ многочисленныхъ и разнообразныхъ приключеніяхъ и событіяхъ, большею частью, конечно, грустнаго характера, и въ этомъ отношеніи немногія тюрьмы въ Россіи могли тогда сравниться съ нею. Прошлое ея знаменито побѣгами изъ нея политическихъ, такъ какъ кромѣ насъ троихъ «чигиринцевъ» въ томъ же году путемъ подкопа пытались бѣжать студентъ Избицкій и англійскій гражданинъ Беверлей. Но, находясь уже внѣ подкопа, они были замѣчены часовымъ; послѣдовалъ выстрѣлъ, и Беверлей упалъ за-мертво; Избицкій же, оставшись невредимымъ, былъ вновь водворенъ въ тюрьмѣ. Однако эта неудача и предпринятыя начальствомъ мѣры предосторожности не прекратили побѣговъ изъ кіевской тюрьмы. Прошло четыре года, и въ 1882 году изъ нея же удачно ушелъ заключенный политическій студентъ Василій Ивановъ, которому помогъ въ этомъ находившійся въ караулѣ офицеръ Тихановичъ. Затѣмъ, сравнительно незадолго до моего прибытія, изъ этой же тюрьмы также удачно бѣжалъ Влад. Бычковъ[17].