На какомъ-то этапѣ, вошедши въ отведенную намъ камеру, мы увидѣли просто одѣтаго человѣка лѣтъ 30, закованнаго въ ручныя кандалы. Оказалось, что то былъ возвращавшійся, вслѣдствіе примѣненія коронаціоннаго манифеста (1883 года), изъ г. Баргузина въ западную Сибирь политическій ссыльный, фабричный рабочій Степанъ Агаповъ[28]
. За нимъ добровольно слѣдовала его жена, сибирская крестьянка. Они сообщили намъ, что конвойный офицеръ потребовалъ, чтобы они перешли изъ этой камеры въ другую, такъ какъ, молъ, скоро должна придти партія политическихъ, состоящая изъ «князей и графовъ», а такимъ важнымъ особамъ нельзя помѣщаться вмѣстѣ съ простыми людьми. Не находя этого довода убѣдительнымъ, супруги Агаповы отказались исполнить требованіе офицера. Изъ-за этого у нихъ вышелъ рѣзкій разговоръ съ офицеромъ, въ результатѣ котораго послѣдній приказалъ заковать Агапова въ ручные кандалы. Кромѣ того, онъ ограничилъ имѣвшійся у Агаповыхъ багажъ указаннымъ въ инструкціи ничтожнымъ размѣромъ; всѣ же остальныя ихъ вещи офицеръ за безцѣнокъ продалъ съ торговъ мѣстнымъ кулакамъ. Такая мѣра никогда не примѣнялась въ тѣ времена не только въ отношеніи лицъ, возвращавшихся съ поселенія на житье, а, слѣдовательно пользовавшихся разными льготами и облегченіями, но даже къ лицамъ, отправляемымъ на каторгу. Такимъ образомъ, супруги Агаповы, кромѣ перенесенныхъ личныхъ оскорбленій, лишились еще многихъ своихъ вещей, которыя они пріобрѣтали въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ жизни на поселеніи и которыя были крайне нужны имъ, какъ въ дальнѣйшемъ пути, такъ и при устройствѣ на новомъ мѣстѣ въ Зап. Сибири.Всѣхъ насъ крайне возмутило поведеніе этого конвойнаго офицера, и мы потребовали, чтобы немедленно расковали Агапова, что тотчасъ же и было исполнено. Комическая сторона этого печальнаго инцидента состояла въ томъ, что «князьями и графами», съ которыми офицеръ не желалъ посадить вмѣстѣ простыхъ людей, оказывались мы, наша партія, хотя среди насъ не было ни единой титулованной особы! Такое заблужденіе со стороны офицера, вѣроятно, объяснялось тѣмъ, что нѣкоторые изъ нашей партіи отправляли съ предыдущихъ этаповъ чрезъ конвойныхъ офицеровъ письма своимъ родственникамъ или знакомымъ, адресуя ихъ иногда гр. Л. Толстому и кн. Волконскому. Отсюда, надо полагать, возникла предшествовавшая нашему приходу легенда, что въ ссылку ѣдутъ «князья, да графы».
Но для бѣдныхъ супруговъ Агаповыхъ злоключенія не закончились вышеописаннымъ: конвойный офицеръ еще донесъ, куда слѣдовало, что Агаповъ будто-бы его оскорбилъ. Результатомъ этой жалобы было то, что Агаповыхъ отправили на самый сѣверъ Тобольской губ., въ одинъ изъ тѣхъ «городовъ», о которыхъ я выше упоминалъ, какъ объ ужасныхъ трущобахъ. Мнѣ впослѣдствіи приходилось слышать, что условія жизни Агаповыхъ въ новомъ мѣстѣ ихъ поселенія были худшія, чѣмъ въ Забайкальѣ. Такимъ образомъ, вслѣдствіе нелѣпаго слуха о пріѣздѣ мнимыхъ князей и графовъ, вмѣсто ожидаемаго облегченія участи несчастной семьи, получилось для нея одно лишь ухудшеніе. Аналогичныя происшествія, изъ-за сущихъ пустяковъ и недоразумѣній, случались нерѣдко въ тѣ времена, да и теперь несомнѣнно не прекращаются.
На переходъ отъ Томска до Красноярска, находящіеся одинъ отъ другаго всего на разстояніи 500 вер., мы употребили ровно мѣсяцъ, при чемъ двадцать дней были въ пути, а десять провели на дневкахъ. Въ Красноярскѣ намъ предстояло пробыть недѣлю. Уголовныхъ помѣстили въ пересыльной тюрьмѣ, а насъ отправили въ тюремный замокъ.
На коридорѣ, куда насъ привели, былъ рядъ камеръ различныхъ размѣровъ; на одного, двухъ и большее число людей; на дверяхъ каждой камеры красовались надписи: «за убійство», «за грабежъ» и т. п. Смотритель тюрьмы предложилъ намъ размѣститься «по категоріямъ», т. е. каторжане отдѣльно въ одиночкахъ, поселенцы — по-двое, а административные — въ одной общей камерѣ; при этомъ онъ сообщилъ, что насъ запрутъ и на прогулку будутъ пускать лишь на опредѣленное время. Такія условія мы нашли крайне для себя стѣснительными, къ тому же и незаконными, такъ какъ въ качествѣ пересыльныхъ мы вовсе не обязаны были подчиняться инструкціи, примѣнявшейся къ лицамъ, которыя содержались въ тюремномъ замкѣ, будучи подъ слѣдствіемъ или судомъ. У насъ у всѣхъ было одно общее хозяйство и багажъ, мы въ пути находились уже болѣе двухъ мѣсяцевъ, и насъ нигдѣ не раздѣляли по категоріямъ. Не наша вина, что въ Красноярскѣ насъ не захотѣли почему-то помѣстить въ пересыльной тюрьмѣ. Мы поэтому настаивали, чтобы намъ предоставили право самимъ расположиться въ камерахъ такъ, какъ мы найдемъ для себя удобнымъ, а также чтобы ни камеры, ни коридоры днемъ не запирались; словомъ, чтобы мы содержались такъ, какъ принято на этапахъ и въ пересыльныхъ тюрьмахъ. Смотритель заявилъ, что онъ не можетъ исполнить нашего требованія, а мы отказались зайти въ указанныя намъ камеры и остались на коридорѣ.