16 лѣтъ въ Сибири

Вскорѣ появился полиціймейстеръ, бурбонъ по внѣшности и невѣжественный верзило. Онъ также потребовалъ, чтобы мы размѣстились по камерамъ, а мы стояли на своемъ. Между прочимъ, въ разговорѣ съ нимъ одна изъ нашихъ спутницъ употребила слово «гуманность». Подобно гоголевскому почтмейстеру, незнавшему, насколько обидно выраженіе «mauvais ton», нашъ полиціймейстеръ также не могъ рѣшить, оскорбительно или нѣтъ это слово. Наши успокоили его, переведши это слово на русскій языкъ. Онъ также заявилъ, что не отъ него зависитъ удовлетвореніе нашего желанія и обѣщалъ доложить объ этомъ губернатору. Вслѣдъ за нимъ прибыли сперва прокуроръ, потомъ жандармскій полковникъ. Въ переговорахъ со всѣми этими лицами прошло много времени, а мы все оставались на коридорѣ, гдѣ не могли свободно расположиться и заняться приготовленіемъ пищи. Мы не ѣли съ самаго утра, и голодъ давалъ намъ себя сильно чувствовать. Отказавшись, безъ согласія губернатора, удовлетворить всѣ наши требованія, жандармскій полковникъ, однако, разрѣшилъ намъ, впредь до полученія отвѣта, расположиться какъ мы желали, чѣмъ мы немедленно и воспользовались.

Когда на слѣдующій день всѣ мы сидѣли за обѣдомъ въ наибольшей камерѣ, избранной нами столовой, появился полиціймейстеръ въ полной парадной формѣ и съ каской на головѣ.

— Я привезъ вамъ отвѣтъ отъ губернатора… — началъ онъ; но его прервалъ одинъ изъ товарищей, предложивши ему предварительно снять каску.

— Когда мы въ парадной формѣ, мы каски не снимаемъ, — возразилъ онъ.

— Для насъ безразлично, въ какой вы формѣ, настаивали наши.

— Нѣтъ, я не сниму каски! — заявилъ этотъ гоголевскій герой.

— Такъ мы не станемъ слушать губернаторскаго отвѣта.

Положеніе получилось затруднительное: помявшись немного, полиціймейстеръ таки снялъ свою каску, а затѣмъ сообщилъ, что губернаторъ удовлетворилъ всѣ наши требованія.

Въ Красноярскѣ отъ насъ вновь отдѣлились трое: упомянутый уже выше ветеринарный врачъ Снѣгиревъ и другой административно-ссыльный, кіевскій студентъ Корніенко, а также по болѣзни остался тамъ на время отдохнуть каторжанинъ Спандони-Басманджи. Такимъ образомъ, въ дальнѣйшій путь до Иркутска насъ отправилось уже одиннадцать человѣкъ. На разстояніе до этого города въ 1000 вер., намъ нужно было употребить цѣлыхъ два мѣсяца! — Теперь съ трудомъ вѣрится, чтобы возможно было вооружиться терпѣніемъ, требовавшимся на такое невѣроятное медленное передвиженіе. А, между тѣмъ, на сколько могу припомнить, едва-ли кто изъ насъ особенно сильно тяготился именно этимъ обстоятельствомъ: впереди ничто привлекательное не ждало большинство изъ насъ, между тѣмъ въ пути, особенно лѣтомъ, въ общемъ, все же было сносно. Нѣкоторые за дорогу даже поправились, и всѣ выглядѣли куда лучше, чѣмъ при выѣздѣ изъ Москвы. Къ тому же, чѣмъ дальше мы двигались на востокъ, тѣмъ замѣтно ослабѣвалъ режимъ, и начальство на многое начинало смотрѣть сквозь пальцы. Такъ, арестанты открыто сбрасывали съ ногъ кандалы и не брились. Мы съ Чуйковымъ также сперва тайкомъ стали снимать оковы, а приближаясь къ Иркутску, уже явно не надѣвали ихъ, и ни съ чьей стороны не вызывали за это ни малѣйшихъ замѣчаній. То же подъ конецъ пути произошло и съ бритьемъ головъ.

ГЛАВА XVII Иркутскія узницы

Наступила уже осень, когда мы прибыли въ Иркутскъ. Въ мѣстномъ тюремномъ замкѣ, куда насъ привели, было довольно свободно и удобно. Всѣхъ мужчинъ помѣстили въ одной большой, общей камерѣ, дверь которой днемъ не запиралась, а нашимъ женщинамъ отвели отдѣльныя камеры, но мы могли съ ними видѣться и сноситься.

Въ то время въ Иркутской тюрьмѣ сидѣли на каторжномъ положеніи четыре политическія женщины, о которыхъ сообщу здѣсь нѣсколько подробнѣе, такъ какъ всѣ онѣ сыграли нѣкоторую роль въ движеніи 70-хъ г.г.

Изъ нихъ я наиболѣе близко зналъ Марью Павловну Ковалевскую. Мы познакомились въ 1875 г. и состояли затѣмъ членами извѣстнаго, уже упомянутаго мною, кіевскаго бунтарскаго кружка, о которомъ Подробно разсказываетъ въ своихъ «Воспоминаніяхъ» Дебагорій-Мокріевичъ. М. Ковалевская была тогда одной изъ наиболѣе выдающихся женщинъ въ нашемъ кружкѣ.

Урожденная Воронцова, Марья Павловна воспитывалась въ-институтѣ, по окончаніи котораго вскорѣ вышла замужъ за учителя военной гимназіи H. В. Ковалевскаго. Недолго прожила она тихой, семейной жизнью. То было время всеобщаго увлеченія русской интеллигентной молодежи соціалистическими идеями. Марья Павловна была захвачена общимъ потокомъ: оставивъ мужа и малолѣтнюю дочь свою Галю, она цѣликомъ отдалась революціонной дѣятельности.