16 лѣтъ въ Сибири

Спустя нѣсколько дней, по выходѣ изъ Иркутска, партія наша прибыла въ Верхнеудинскъ — первый городъ по ту сторону Байкала. Какъ и во всей Сибири, мѣстная тюрьма была тѣсна и вся переполнена уголовными арестантами. Зная это, сопровождавшій нашу партію фельдфебель[30] провелъ насъ, четырехъ, въ полицейское правленіе. Время было уже послѣ присутствія, когда всѣ служащіе разошлись по домамъ. Тогда фельдфебель просто оставилъ насъ въ канцеляріи, а самъ отправился розыскивать кого-нибудь изъ начальства. Помѣщеніе, въ которомъ мы остались, никѣмъ не охранялось, къ тому же входная дверь была открыта, и въ окнахъ не было рѣшетокъ. Свободно расхаживая по улицѣ, мы сами удивлялись патріархальности такихъ нравовъ; не представляло ни малѣйшаго труда уйти изъ канцеляріи, не будучи никѣмъ замѣченнымъ. Но, какъ я уже выше сообщалъ, наибольшей трудностью въ описываемое время было скрыться отъ начинавшихся розысковъ послѣ побѣга политическаго ссыльнаго. Елиз. Ковальская дважды удачно убѣгала изъ иркутской тюрьмы, и каждый разъ ее вновь арестовали. То же, какъ я сообщалъ, случалось со всѣми другими бѣглецами въ описываемое время. Если такъ трудно было скрыться, имѣя нѣкоторыя связи и помощь извнѣ, то совершенно нелѣпо было-бы бѣжать намъ, не имѣя ни средствъ, ни знакомыхъ въ Верхнеудинскѣ, небольшомъ городкѣ, всѣ жители котораго были на виду. Мнѣ пріятно было видѣть отсутствіе конвойныхъ и всякихъ запоровъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ являлось какъ-бы недовольство, зачѣмъ намъ предоставлена такая свобода, для чего подвергаютъ насъ соблазну.

Въ Верхнеудинскѣ мы нашли шедшаго съ Кары на поселеніе Стеблинъ-Каменскаго съ добровольно слѣдовавшей за нимъ женой. Какъ извѣстно, онъ судился въ Кіевѣ въ 1879 г. вмѣстѣ съ Маріей Ковалевской и другими лицами за оказанное при арестѣ вооруженное сопротивленіе и былъ приговоренъ къ десяти годамъ каторжныхъ работъ. Здѣсь скажу уже, что, впослѣдствіи, проживъ много лѣтъ въ Якутской области, Каменскій получилъ право поселиться въ г. Иркутскѣ, гдѣ покончилъ самоубійствомъ. Когда мы встрѣтили К. и его жену въ Верхнеудинскѣ, онъ произвелъ на насъ впечатлѣніе вполнѣ сохранившагося, нисколько не надломленнаго человѣка. Его разсказы о карійской жизни, о господствовавшихъ среди тамошнихъ нашихъ товарищей обычаяхъ и нравахъ были полны добродушнаго юмора. Отъ него, какъ и отъ другихъ встрѣчавшихся намъ затѣмъ лицъ, шедшихъ съ Кары на поселеніе, мы узнавали все болѣе и болѣе подробностей о характерѣ коменданта Николина. По единодушному отзыву всѣхъ, это былъ злой и хитрый жандармъ, вѣчно употреблявшій новые пріемы, чтобы повредить политическимъ и ухудшить ихъ положеніе.

Всего на пути отъ Иркутска до Кары мы встрѣтили десять человѣкъ, шедшихъ на поселеніе. Многіе годы, проведенные большинствомъ изъ нихъ въ стѣнахъ тюрьмы, много вынесшихъ, наложили на нихъ свой тяжелый отпечатокъ: въ голосахъ у нѣкоторыхъ слышались грустныя ноты, на лицахъ видны были складки морщинъ, а кое у кого имѣлась уже и значительныхъ размѣровъ лысина, хотя всѣ эти лица были лишь въ возрастѣ отъ 25 до 35 лѣтъ. Но, за исключеніемъ одного-двухъ изъ шедшихъ на поселеніе и обнаружившихъ въ разговорахъ съ нами нѣкоторую надломленность, всѣ остальные, наоборотъ, производили впечатлѣніе людей, хотя и много вынесшихъ, но бодрыхъ, не потерявшихъ вѣры въ общее дѣло, не разочаровавшіеся ни въ немъ, ни въ людяхъ. Почти всѣ возвращавшіеся съ большой нѣжностью и грустью вспоминали о многихъ изъ оставшихся въ карійской тюрьмѣ товарищахъ и выражали сожалѣніе, что имъ, быть можетъ, пришлось навсегда разстаться съ ними. Рѣдко кто изъ этихъ лицъ обманывалъ себя надеждой на счетъ будущаго. Предвидя долгіе годы пребыванія въ какихъ-нибудь глухихъ, безлюдныхъ захолустьяхъ Сибири, съ предстоящими тамъ лишеніями и матеріальной нуждой, иной съ грустью высказывалъ опасеніе, что въ будущемъ ему придется пожалѣть и о времени, приведенномъ въ тюрьмѣ. Но сколь мало привлекательной ни рисовалось имъ жизнь на поселеніи, многіе изъ нихъ все же замѣтно рады были, что они идутъ «на волю». Ограниченная для политическихъ ссыльныхъ разными стѣсненіями и запрещеніями, эта «воля» представляла и нѣкоторыя преимущества предъ тюрьмой.

Наиболѣе бодрое впечатлѣніе произвелъ на меня Ив. Кашинцевъ, бывшій студентъ харьковскаго университета. Вмѣстѣ съ С. Богомолецъ онъ судился въ Кіевѣ по процессу южнорусскаго рабочаго союза и былъ приговоренъ къ десяти годамъ каторжныхъ работъ, но по манифесту 1883 г. срокъ этотъ былъ ему сокращенъ на одну треть, что не помѣшало, однако, сослать его на поселеніе въ Якутскую область. При встрѣчѣ на какомъ-то этапѣ, онъ передалъ мнѣ, что непремѣнно убѣжитъ и, какъ впослѣдствіи оказалось, дѣйствительно осуществилъ свое намѣреніе. Съ тѣхъ поръ онъ жилъ заграницей.