16 лѣтъ въ Сибири

Въ камерѣ «привилегированныхъ», куда мы добрались не безъ нѣкоторыхъ усилій, была нѣсколько меньшая тѣснота. Тамъ мы нашли расположившимися на полу двухъ товарищей, шедшихъ съ Кары на поселеніе — Чикоидзе и Л. Цукермана. Потѣснившись, они дали возможность и мнѣ съ Чуйковымъ кое-какъ устроиться около нихъ. Встрѣчѣ съ Цукерманомъ я былъ особенно радъ. Я зналъ его еще на волѣ, въ Швейцаріи, куда, насколько помню, онъ пришелъ изъ Берлина пѣшкомъ въ концѣ семидесятыхъ годовъ. Проработавъ въ Женевѣ въ типографіи «Общины», онъ лѣтомъ въ 1879 г. отправился нелегально въ Петербургъ. Это было въ періодъ происходившаго тогда раскола среди членовъ общества «Земля и Воля». Примкнувъ къ лицамъ, основавшимъ вскорѣ типографію «Народной Воли», Цукерманъ сталъ работать въ послѣдней. Но это длилось очень короткое время: уже въ январѣ 1880 г. онъ, вмѣстѣ съ Софіей Ивановой и другими лицами, былъ взятъ въ этой типографіи послѣ энергичнаго вооруженнаго сопротивленія, оказаннаго арестованными. По разсказамъ сопроцессниковъ, Цукерманъ, во время ареста, слѣдствія и суда велъ себя самымъ мужественнымъ образомъ. Чтобы выгородить товарищей, онъ бралъ на себя вину другихъ и утверждалъ, что онъ одинъ стрѣлялъ при арестѣ, чего не было въ дѣйствительности. Приговоренный къ восьми годамъ каторжныхъ работъ, онъ былъ отправленъ на Кару, гдѣ пріобрѣлъ общую симпатію товарищей своимъ мягкимъ характеромъ и всегда веселымъ настроеніемъ. Очень наблюдательный и надѣленный большимъ юморомъ, Цукерманъ своими шутками и остротами заставлялъ товарищей забывать о всемъ тяжеломъ, что имъ приходилось переживать. Безконечно добрый, простой и непритязательный, онъ все готовъ былъ сдѣлать для другого, совершенно забывая о себѣ. Во время нашей непродолжительной встрѣчи въ Нерчинской тюрьмѣ, онъ также смѣшилъ насъ своими остротами и въ юмористическомъ видѣ изображалъ свою будущую жизнь въ улусѣ Якутской области. Къ несчастью, онъ не предвидѣть, что ожидаетъ его въ ближайшемъ будущемъ. Привыкшій ко всякимъ лишеніямъ, всегда веселый Цукерманъ не вынесъ, однако, ужасныхъ условій жизни въ безлюдномъ улусѣ: въ концѣ восьмидесятыхъ годовъ онъ отъ тоски покончилъ съ собою.

Чикоидзе, вмѣстѣ съ нѣсколькими земляками, уроженцами Кавказа, въ началѣ семидесятыхъ годовъ примкнулъ къ, такъ называемому, московскому кружку пропагандистовъ. Въ 1875 г. онъ былъ арестованъ и по процессу пятидесяти приговоренъ былъ къ ссылкѣ на поселеніе въ Сибирь. Оттуда въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ онъ бѣжалъ и въ качествѣ нелегальнаго присоединился къ «Народной Волѣ». По недолго удалось ему пробыть на свободѣ: весной 1882 г. онъ вновь былъ арестованъ и за побѣгъ изъ Сибири приговоренъ къ тремъ годамъ каторжныхъ работъ. На меня Чикоидзе, при встрѣчѣ въ Нерчинскѣ, произвелъ впечатлѣніе человѣка дѣльнаго, практичнаго, обладающаго неутомимой энергіей. Казалось, куда бы ни забросила его судьба, онъ вездѣ найдетъ себѣ цѣлесообразное занятіе и никогда не падетъ духомъ. Житейскія невзгоды, дѣйствительно, не сломили его, но они подорвали его здоровье. Возвращенный, послѣ многихъ лѣтъ жизни въ Якутской области, въ Западную Сибирь, Чикоидзе скончался отъ болѣзни легкихъ въ г. Курганѣ (въ 1897 г.).

Прочитавъ въ Нерчинскѣ мою жалобу, онъ посовѣтовалъ мнѣ прекратить это дѣло, такъ какъ, по его словамъ, и фельдфебелю, и мнѣ можетъ нагорѣть. Съ моего согласія онъ взялся приличнымъ способомъ уладить его. Когда жалоба моя, въ его присутствіи, была въ конторѣ прочитана фельдфебелю, онъ сталъ доказывать послѣднему, что его отдадутъ подъ судъ, если жалоба моя пойдетъ къ губернатору. Фельдфебель струсилъ и охотно согласился взять назадъ свою жалобу, если я сдѣлаю тоже самое. Когда меня затѣмъ позвали въ контору, фельдфебель, въ присутстіи Чикоидзе, смотрителя и другихъ тюремныхъ служащихъ, обѣщалъ по возвращеніи обратно на этапъ, наказать солдата, который билъ арестанта; послѣ этого я порвалъ полученную мною отъ смотрителя обратно мою жалобу и на этомъ окончился описанный инцидентъ.

Отъ Нерчинска до Кары — 200 съ чѣмъ-то верстъ. Чѣмъ ближе мы подходили къ мѣсту назначенія, тѣмъ тревожнѣе становилось у меня на душѣ. Тревога эта усиливалась, благодаря сообщеніямъ разныхъ лицъ, встрѣчавшихся намъ на пути, о будущемъ нашемъ начальникѣ, жандармскомъ ротмистрѣ Николинѣ.

Въ полдень 12 декабря 1885 г. мы прибыли, наконецъ, на Усть-Кару, небольшое селеніе, въ которомъ, кромѣ уголовныхъ тюремъ, находилась тогда и женская политическая тюрьма. Тамъ мы разстались съ Маріей Калюжной, съ которой больше никогда уже не видѣлись. Мнѣ же съ Чуйковымъ оставалось пройти еще 15 верстъ до, такъ называемой, Нижней Кары, гдѣ и была мужская политическая тюрьма. Только на слѣдующій день, по окончаніи всѣхъ формальностей, намъ предоставлена была одна двуколеска, на которую мы уложили наши вещи и книги, а сами, въ сопровожденіи двухъ конвойныхъ, отправились пѣшкомъ, предварительно для порядка напяливъ на себя кандалы.