Въ первые дни больше всего мнѣ приходилось бесѣдовать съ З-чемъ. Встрѣчѣ съ нимъ на Карѣ я былъ особенно радъ, такъ какъ еще на волѣ онъ слылъ за соціалдемократа, по крайней мѣрѣ для Германіи. Мы познакомились лѣтомъ 1878 г. въ Петербугѣ; затѣмъ онъ сопровождалъ Стефановича, Бохановскаго и меня заграницу. Во время этого путешествія у насъ съ нимъ происходили горячіе споры относительно революціонной дѣятельности въ Россіи. Мнѣ, какъ народнику и террористу, казалось тогда совершенно безполезной, если не вредной, тактика, которой держались нѣмецкіе соціалдемократы. А З-чъ хотя и состоялъ членомъ народнической организаціи «Земля и Воля», считалъ совершенно нецѣлесообразной дѣятельность среди крестьянства. По его мнѣнію необходимо было сперва завоевать политическую свободу, что-бы затѣмъ дѣйствовать такъ же, какъ и немѣцкіе соціалдемократы. Поэтому, когда послѣ покушенія Вѣры Засуличъ на Трепова, въ январѣ 1878 года, въ Россіи началъ революціонерами практиковаться терроръ, З-чъ былъ однимъ изъ первыхъ, которые доказывали, что только этимъ способомъ можно будетъ добиться измѣненія политическаго строя Россіи. Извѣстно, что онъ въ концѣ 70 годовъ принималъ самое активное участіе въ организаціи наиболѣе крупныхъ террористическихъ актовъ. Случайно арестованный осенью 1879 г. въ Петербургской публичной библіотекѣ, онъ лѣтомъ слѣдующаго года судился по извѣстному процессу шестнадцати, по которому двое — Александръ Квятковскій и Прѣсняковъ были казнены, а ему, также приговоренному къ смертной казни, послѣдняя была затѣмъ замѣнена безсрочной каторгой.
Припоминая по дорогѣ на Кару наши съ нимъ прошлые споры, я находилъ многіе изъ высказанныхъ имъ прежде взглядовъ вполнѣ правильными и надѣялся поэтому найти въ немъ единомышленника, что для меня было далеко не безразлично. Какъ бы кто ни былъ терпимъ къ мнѣніямъ другихъ лицъ, но чѣмъ болѣе онъ убѣжденъ въ правотѣ своихъ взглядовъ, тѣмъ тяжелѣе для него, особенно временами, вполнѣ изолированное пребываніе въ теченіе многихъ лѣтъ среди людей, хотя и близкихъ ему по общимъ цѣлямъ, но расходящихся съ нимъ во взглядахъ на пути къ ихъ достиженію. Къ тому же З-чъ, какъ товарищъ, былъ всегда незамѣнимымъ человѣкомъ: въ высшей степени деликатный, самоотверженный и альтруистичный, онъ особенно выдѣлялся практическимъ складомъ ума. Въ нѣкоторыхъ отрасляхъ революціонной дѣятельности онъ не имѣлъ себѣ равнаго и стоялъ внѣ всякой конкуренціи. Вполнѣ понятна, поэтому, была моя радость, когда я узналъ, что буду съ нимъ сидѣть въ одной тюрьмѣ. И теперь, лежа рядомъ на нарахъ, мы долго бесѣдовали шепотомъ: мы вспоминали старое, разсказывали другъ другу объ общихъ товарищахъ и пріятеляхъ, — я объ оставшихся на волѣ, а онъ — о казненныхъ и заключенныхъ въ Шлиссельбургской крѣпости…
Вращаясь въ теченіе нѣкотораго времени около воспоминаній, мы совершенно не касались теорій. Не знаю, какъ онъ, но я какъ-бы инстинктивно боялся чего-то. Дѣйствительно, вскорѣ оказалось, что мои надежды найти въ немъ единомышленника были тщетны: какъ и всѣ остальные заключенные на Карѣ, онъ, особенно въ первые годы моего пребыванія, являлся противникомъ взглядовъ Маркса, не исключая даже теоріи стоимости послѣдняго. Не трудно представить себѣ мое огорченіе. На почвѣ теоретическихъ разногласій у насъ происходили горячія схватки. Странная вещь! Для Германіи онъ по прежнему оставался соціалдемократомъ, а для Россіи всѣ взгляды Маркса оказывались невѣрными.