16 лѣтъ въ Сибири

Со С-чемъ первое время мнѣ мало приходилось бесѣдовать, въ особенности о теоретическихъ вопросахъ, такъ какъ пребываніе въ разныхъ камерахъ не благопріятствовало этому. Все же вскорѣ выяснилось различіе и въ нашихъ съ нимъ взглядахъ. Ему, какъ и другимъ моимъ старымъ знакомымъ и пріятелямъ, моя приверженность къ соціалдемократизму казалась совершенно непонятной и вызывала въ немъ крайнее недоумѣніе. Когда мы разстались четыре съ половиной года передъ тѣмъ, между нами не было почти никакихъ разногласій. Всѣ послѣдующіе годы онъ провелъ въ тюрьмѣ, и въ его воззрѣніяхъ едва-ли произошла какая-либо перемѣна: онъ продолжалъ быть полу-народникомъ, полу-террористомъ, какими мы оба были при послѣднемъ свиданіи. Я же въ истекшіе съ того времени годы сдѣлался послѣдователемъ взглядовъ Маркса и, какъ уже извѣстно, вмѣстѣ съ другими старыми членами бывшей организаціи «Черный Передѣлъ», участвовалъ въ основаніи соціалдемократичеекой «Группы Освобожденіе Труда». Объ этомъ С-вичъ впервые только теперь узналъ отъ меня. Но отличіе его отношенія отъ другихъ къ произошедшей у насъ, старыхъ его товарищей, радикальной перемѣнѣ во взглядахъ, состояло въ томъ, что онъ, какъ умный, серьезный и вдумчивый человѣкъ, очень скоро уловилъ огромную важность вновь возникшаго направленія. Онъ понялъ, что идеи Маркса, впервые примѣненныя Плехановымъ къ русскимъ условіямъ, представляютъ собою стройное и цѣльное міровоззрѣніе. Сомнѣваясь, найдетъ ли это ученіе благопріятную у насъ почву, С-ичъ не относился къ нему иронически, а тѣмъ болѣе враждебно, какъ дѣлали тогда, да и теперь еще повторяютъ нѣкоторые легкомысленные люди, называющіе себя, однако, соціалистами. С-ичъ, наоборотъ, старался понять новое теченіе, а также тотъ процессъ, благодаря которому мы, бывшіе народники, сдѣлали столь рѣшительный поворотъ отъ прежнихъ нашихъ взглядовъ къ теперешнимъ.

ГЛАВА XX «Дворянка»

Совмѣстной жизнью молодежи въ тюрьмѣ въ теченіе многихъ лѣтъ выработался своеобразный жаргонъ, въ которомъ имѣлась масса удачныхъ словечекъ и выраженій. На этомъ тюремномъ нашемъ языкѣ каждая камера носила особую кличку. Такъ первая называлась «Синедріономъ», вторая — «Дворянкой», третья — «Якуткой», четвертая — «Харчевкой», а пятая, въ которой сидѣлъ Цыпловъ — «Волостью». Происхожденіе этихъ названій терялось въ сѣдой старинѣ, и теперь я въ точности не могу его возстановить.

Составъ «Дворянки», въ которую я попалъ, подобрался какъ то особенно удачный. За исключеніемъ двухъ пожилыхъ людей Березнюка, которому было 40 лѣтъ и Дзвонкевича — 43 года, — всѣ остальные представляли собою молодежь въ возрастѣ отъ 24–30 лѣтъ. Большую часть населенія этой камеры составляли симпатичные, веселые и умные люди, и почти каждый являлся въ своемъ родѣ оригинальнымъ и интереснымъ типомъ, а нѣкоторые изъ нихъ являлись безусловно талантливыми и крупными людьми. Первое мѣсто не только въ этой камерѣ, но и вообще въ тюрьмѣ, по общему признанію, занималъ Николай Я-чъ.

Сынъ священннна Полтавской губ., Я-чъ 17 лѣтъ, въ качествѣ студента Харьковскаго ветеринарнаго института, былъ арестованъ за прикосновеніе къ попыткѣ освободить изъ мѣстной тюрьмы Алексѣя Ѳомина Медвѣдева и вскорѣ затѣмъ приговоренъ къ 15 годамъ каторжныхъ работъ. По дорогѣ на Кару онъ вмѣстѣ съ другими названными мною выше лицами, бѣжалъ изъ Иркутской тюрьмы, былъ вскорѣ пойманъ, вновь судимъ, и за эту попытку ему прибавили еще 14 лѣтъ. Прибывъ на Кару 19 лѣтъ, Я-чъ завоевалъ тамъ общую симпатію и глубокое уваженіе, благодаря замѣчательному характеру и выдающимся способностямъ. Скромный до застѣнчивости, молчаливый и сосредоточенный, онъ рѣшительно на всѣхъ безъ различія товарищей и постороннихъ лицъ имѣлъ самое благотворное вліяніе. Большею частью погруженный въ какія-нибудь занятія, онъ за время сидѣнія, въ тюрьмахъ пріобрѣлъ обширныя знанія въ разныхъ областяхъ, — въ точныхъ наукахъ, въ философіи и въ изящной литературѣ, — онъ свободно читалъ на пяти иностранныхъ языкахъ. Но на ряду съ умственными занятіями, Я-чъ чрезвычайно любилъ всякій физическій трудъ и упражненія, и въ этихъ областяхъ былъ также искусенъ и свѣдущъ, какъ и въ любой изъ интересовавшихъ его наукъ. Одинаково внимательный ко всѣмъ, въ высшей степени деликатный и всегда готовый помочь каждому, Я-чъ, несмотря на молодость, — ему не было еще 24 лѣтъ, когда мы съ нимъ познакомились, — по справедливости считался самымъ авторитетнымъ лицомъ въ тюрьмѣ по любому вопросу, касался ли послѣдній абстрактной области или какой-нибудь тюремной исторіи. Мнѣніе, высказанное Я-чемъ, сразу привлекало на свою сторону большинство обитателей тюрьмы. По складу ума онъ былъ метафизикомъ, эклектикомъ и такимъ же являлся въ философіи и въ общественныхъ наукахъ. Онъ раздѣлялъ воззрѣнія Дюринга, неокантіанцевъ и даже такихъ буржуазныхъ писателей, какъ Кери; само собою разумѣется, что онъ былъ рѣшительнымъ противникомъ ученія Маркса.