16 лѣтъ въ Сибири

— Но, какъ вы узнали мою фамилію?

— Мнѣ сообщилъ ее, послѣ вашего отъѣзда изъ Базеля, вашъ же пріятель Карлъ Моръ.

— И зная, кто я, вы согласны мнѣ помочь? — изумился я.

— Да! — отвѣтилъ онъ просто.

Я не вѣрилъ своимъ ушамъ, но, взглянувъ на его доброе симпатичное лицо, я болѣе не сомнѣвался, что онъ говоритъ искренно и что я вполнѣ могу на него положиться.

— Такъ слушайте же! — сказалъ я: — если мнѣ не удастся выйти изъ этой тюрьмы законнымъ путемъ, я попытаюсь бѣжать изъ нея, — согласны ли вы помочь мнѣ въ этомъ.

— Хорошо, — отвѣтилъ онъ. — Но чѣмъ смогу я?

— А мы это тамъ увидимъ! — сказалъ я.

Мое изумленіе все болѣе и болѣе росло: тотъ самый нѣмецкій профессоръ, который однажды при мнѣ на громадномъ собраніи, между прочимъ, заявилъ, что «Дейчъ, къ сожалѣнію, до сихъ поръ на свободѣ», — самъ теперь вызывался помочь мнѣ въ побѣгѣ изъ германской тюрьмы! Онъ не далъ мнѣ времени объяснить себѣ это противорѣчіе, такъ какъ тутъ же доказалъ отчасти свою готовность совершать не только крайне компрометирующія его, но даже преступныя дѣйствія.

Какъ офиціальному переводчику, слѣдователь передалъ проф. Туну, всѣ взятыя у меня книги, бумаги, письма и пр. Несмотря на присутствіе письмоводителя въ камерѣ, Тунъ, доставъ полученную имъ для перевода мою записную книжку, предложилъ мнѣ просмотрѣть ее и уничтожить могущія мнѣ повредить страницы. Я охотно этимъ воспользовался и сталъ торопливо вырывать нѣкоторыя изъ нихъ, такъ какъ, не говоря уже о присутствіи письмоводителя, самъ слѣдователь могъ каждую минуту застать насъ за этимъ преступнымъ занятіемъ. Совершая это, я испытывалъ чрезвычайную тревогу, не за себя, конечно, которому, въ сущности, нечего было терять, а за профессора Туна. Но онъ имѣлъ совершенно спокойный видъ и старался лишь своей спиной загородить меня отъ глазъ письмоводителя, очевидно, упуская изъ виду, что опасность угрожаетъ не мнѣ, а ему, и не со стороны письмоводителя, а — слѣдователя. Хотя это занятіе продолжалось всего 2–3 минуты, но онѣ показались мнѣ безконечно долгими, и я съ облегченіемъ вздохнулъ, когда передалъ ему обратно свою записную книжку.

Убѣдившись, такимъ образомъ, въ его готовности ради меня подвергаться даже риску, я спросилъ его — можетъ ли онъ тотчасъ же поѣхать въ Цюрихъ?

— Если нужно, конечно, поѣду.

— Но какъ же будетъ съ вашими лекціями?

— Пустяки, я пропущу ихъ.

— Такъ поѣзжайте туда немедленно, — сказалъ я: — тамъ живетъ мой старый другъ Аксельродъ. Сообщите ему обо всемъ, случившемся со мной и передайте, чтобъ онъ переслалъ мнѣ американскія пилки для рѣшетокъ, ножницы, германскія и русскія деньги въ бумажкахъ, — все это нужно мнѣ на случай, если меня захотятъ выдать.

Онъ обѣщалъ отправиться въ Цюрихъ въ тотъ же день.

Когда слѣдователь вернулся обратно, мы съ проф. Туномъ приняли видъ совсѣмъ незнакомыхъ людей.

— Допросъ по существу дѣла отложимъ до другого раза, — сказалъ слѣдователь и, обратившись къ письмоводителю, велѣлъ позвать надзирателя, который увелъ меня обратно въ камеру.

ГЛАВА III Обстоятельства выясняются

По возвращеніи въ камеру, я почувствовалъ себя какъ бы вновь ожившимъ; мнѣ выяснилась причина моего ареста, я увидѣлъ, что въ этомъ нѣтъ рѣшительно ничего серьезнаго, и Я радъ былъ встрѣчѣ съ Туномъ, который неожиданно для меня оказывался готовымъ всячески помогать мнѣ; очень ободрило меня также, повидимому, сочувственное отношеніе ко мнѣ слѣдователя. Кажется, въ первый разъ съ момента ареста я въ тотъ день съ аппетитомъ принялся за ѣду. Затѣмъ, помню, я сталъ думать о предстоявшемъ допросѣ по существу. Мнѣ казалось необходимымъ внушить слѣдователю полное къ себѣ довѣріе. Поэтому я рѣшилъ, насколько это было возможно, держаться ближе къ дѣйствительности.

Въ сумеркахъ одного изъ слѣдующихъ дней меня вновь повели къ слѣдователю. На этотъ разъ онъ былъ только со своимъ письмоводителемъ. Въ отвѣтъ на заданный имъ мнѣ вопросъ, для чего я пріѣхалъ во Фрейбургъ, я заявилъ слѣдующее: