Меня захлестывает ярость, неужели они издеваются надо мной? Я еще пытаюсь думать адекватно, пытаюсь списать свои чувства на героин. Слюна сочится сквозь зубы. Я открываю рот, и густая рвота выплескивается на пол джипа. Это происходит так естественно. Я пытаюсь что-нибудь объяснить, но вместо этого блюю снова.
Руслан резко тормозит у молочного ларька.
– Ты охренел?! – орет он. Страшная слабость пронзает меня изнутри. Желудок конвульсирует; я, наверное, сейчас умру.
– Ты, че, сука!? – орет янки, – ты сейчас сожрешь эту блевотину, понял?
Я все понимаю с первого раза, но не могу ничего ответить. Только не сейчас.
– Да у него передоз, – испуганно говорит Вадик, – давай купим ему минералки, а?
Руслан открывает бардачок и достает пистолет, который я вижу уже во второй раз за это длинное утро. Он направляет ствол мне в лицо. У меня шевелятся волосы на затылке, то ли от страха, то ли от героина.
– Пошел вон! – говорит он.
– Сейчас купим минералки, – бормочет Вадик, – тебе нужно попить и проблеваться, все пройдет тогда, слышишь?
Я медленно выбираюсь из машины, у меня трясутся руки и отчего-то нестерпимо хочется все время моргать. Так плохо мне еще не было никогда.
– Извини, – говорю я неизвестно кому. Я блюю снова, прямо перед собой. Я даже не замечаю, как они уезжают. Мне нужно домой, я должен дойти, во что бы то ни стало. И я иду, периодически засыпая на ходу каким-то страшным, похожим на смерть, сном. Вскоре в руках у меня появляется бутылка с минеральной водой и я, прячась в кустах, чередую торопливые глотки с приступами тошноты.
Еще через два часа я понимаю, что не умру, но мне не становится лучше. Я пью уже вторую бутылку, и у меня болит гортань от рвоты. Я больше не буду нюхать героин, господи, только сделай так, чтобы это прекратилось.
так плохо мне еще никогда не было невольно начинаешь считать
пью уже вторую бутылку и у меня болит гортань от беспрестанных спазмов
сознание легко оставляет меня хочется моргать хочется все время
я открываю рот и густая рвота выплескивается на пол джипа
я бы убил ее суку ору я убил бы на х… остановите
рот наполняется горькой слюной
похожим на смерть сном
купим минералки?
я иду домой
естественно
плечевая
как они
да у
а?
Глава 7
Я прихожу к Борову утром. Без звонка. Я проспал почти весь день и всю ночь, но странное похмелье не хочет убираться к чертям. Героин еще во мне, я чувствую его присутствие на языке и где-то в затылке. По дороге, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения, покупаю малину в пластиковом стаканчике от сметаны. Усевшись на скамейку в тени, медленно съедаю все ягоды. Сегодня та же жара, что и вчера, что и два дня назад, что и целую вечность.
Боров, правда, не тот, что прежде, и это напоминает, что дни все-таки идут. Ссадины на лице не очень заметны, но когда он задирает рубашку, спина и ребра у него такие темные, словно он долго катился с горы.
Он встречает меня угрюмо, по всему видно, что движения причиняют ему боль, и если бы не я, то он лежал бы сейчас себе на своей вонючей тахте и курил. Вонючей, потому что покрывало на ней пропахло скисшим табаком, а пододеяльник и простынь Боров обычно меняет тогда, когда скопившийся мусор начинает колоть спину.
Я, понятное дело, за травой. Боров хорошо знает об этом и пускает в комнату без лишних разговоров. Хозяева что-то не показываются. О том, что сейчас с Васей, не могу и представить.
В комнате Борова снова сидит Юля. Она, похоже, ни на шаг от него не отходит, чем он заслужил такую привязанность, хотелось бы мне знать? Как вообще женщины любят мужчин?
Пытаюсь представить себе, что желаю сильных объятий, чтобы меня трогали между бедер, перед губами оказывалась головка члена… Ничего не чувствую, ни омерзения, ни похоти.
– Стас, я хочу, это, из-извиниться, – серьезно говорит Боров.
– Ничего, – говорю я, – не меня же так избили.
– Стас, они его четыре часа держали! – вскакивает с дивана Юля. На этот раз на ней джинсы, такие узкие, что внизу расщепляются надвое. В смысле там, где надо. Боже, как же я буду жить теперь без секса, когда Лена ушла. Надолго ли меня хватит, и вообще, смогу ли я с другими?
– Они нашли обрезы?
– Да. Нашли. Сразу же, они ведь лежали за домом, в кульке, а он порвался, когда упал.
– С-спрашивали, м-мои ли мол… – тихо говорит Боров.
– И что ты сказал?
Вместо ответа Боров мотает головой. И правильно, а что же он мог еще сказать.
Привычно, не дожидаясь приглашения, сажусь в кресло у журнального столика. Достаю пятьсот рублей и молча кручу в пальцах.
– Я больше не банкую, – угрюмо говорит Боров, – хату могут еще шмонать несколько раз.
– Да ладно… – я хочу обратиться к Борову по имени, но спохватываюсь, что не помню, как его зовут. – Я буду последний клиент, хорошо?
Боров произносит что-то коротко и невнятно. Юля принимается откусывать заусенец на большом пальце. Это не сексуально вообще-то, но мне иногда нравится, когда у женщины под ногтями грязь.