18

Когда Крис увидит, что Червь собирается вмазаться в ее квартире, у нее точно будет истерика. Она психованная, всякая мразь подпортила ей нервы, когда она была вынуждена зарабатывать себе на жизнь по ночам и не торговать при этом телом. Возможно, Крис станет выгонять Червя, хватая его за руки. А это опасно. Я совсем недавно ударил женщину. А теперь мне надо не допустить, чтобы женщину ударил кто-то другой.

В двери появляется Вадик. Слава богу, кто-то третий. Он смотрит на нас обоих и все понимает, милый он, хороший.

– Пойдем, – говорит он мне. – Тебя зовут, Стас. Я тебя зову. С собой.

– Давай, – Червь кивает мне, – иди.

Мне начинает не хватать воздуха. Я готов зарыдать отчего-то прямо сейчас. Говорят, что именно так у людей начинаются истерики. У меня у самого нервы ни к черту. Лена, Леночка, миленькая моя, вернись. Я много думаю о тебе, любимая, и мне плохо от этих мыслей. Кто, черт возьми, подарил тебе эту кожаную дрянь? Что со мной происходит?

– Я стал таким раздражительным, – говорю я, задержавшись в дверях. – Я раздражаюсь… иногда. Это вроде аллергии, когда начинаешь чихать и не можешь остановиться.

– Ты гонишь, – снова произносит Червь. Он насыпает в ложку щепотку героина и осторожно доливает воды.

– Пусть вмажется, если хочет, – говорит мне Вадик.

Червь пишет свою главу в нашем «Декамероне». Он пишет ее иглой и голыми по локоть руками. Раствора в шприце получается совсем немного. Червь зажимает машинку между пальцами и свободной рукой пытается затянуть тонкую резиновую трубку на плече. Руки у него жилистые и худые. Он быстро вводит иглу, проверяет, идет ли кровь из вены и толкает поршень вниз.

– Развяжи, – говорит он сквозь зубы.

Вадик снимает жгут. Червь вытаскивает иглу и плотно сгибает руку в локте. Он закрывает глаза, Вадик забирает у него шприц с капелькой крови, повисшей на кончике иглы, словно в антинаркотическом фильме. Героин действует быстро. Взгляд Червя становится сонным, его худые плечи словно сами собой подаются вперед.

– Пойдем, – Вадик подходит ко мне.

– Я щас приду, – роняет вдогонку Червь.

Мною снова овладевает какой-то истеричный кураж. Сквозняк несет душные запахи жирной южной ночи. О прошлое, тебя никогда не бывает слишком мало.

– Помнишь, там, в бане? – я ловлю Вадика за рубашку. – Помнишь, там… девушка. Она еще на шлюху не была похожа. Классная такая, а?

– Ее двое шпилили?

– Да, да. Двое, а мы вломились к ним, думали, что ее насилуют.

Вадик с сомнением заглядывает в мои глаза. С чего я взял, что ее насиловали? И кто, кроме меня, об этом подумал? Я приближаюсь к двери, ведущей в спальню.

– Я тебе хочу кое-что показать, – я берусь за ручку и краем глаза слежу за Червем, дремлющим в героиновой лихорадке.

– Смотри, – Вадик подходит ближе, я толкаю дверь, за которой просто пахнет сексом, им тянет из-под порога, я никогда и ни с чем не спутаю этот запах.

Я показываю пальцем на молодые тела, трущиеся друг о друга на бархатно-зеленой тахте. Они еще не разделись, а может, и не собирались раздеваться, детский секс часто сосредоточен только на кончиках пальцев. Они выключили свет – им так уютнее, и они наверняка хотят угодить друг другу.

– Она правда его двоюродная сестра? – спрашивает меня Вадик, и мальчик тут же поворачивается к нам. Он лежит на девочке, и его руки щупают ее попу снизу. От того, что у мальчика заняты руки, он чем-то похож на связанного. Во взгляде страх и ненависть, ведь мы пялимся на то, как он обходится с Машенькой, два самоуверенных типа, давно переживших время мальчишечьих поллюций. Он не захочет делить ее на троих, да я и не возьму свою треть.

Между тем Маша освобождается от брата. Может быть, нам пора уйти?

– Ну, дела, – говорю я. – Прям, как в детстве.

– Закрывайте глазки, – кричит Вадик кузенам, – в городе наступила ночь.

Сказано это было глупо. Он выключает в комнате свет, и мы уходим прочь, так и не выслушав объяснений Маши и Вити.

– Они че там, трахаются? – медленно спрашивает нас Червь. Тяжелый кайф уже тянет его на дно, он с трудом удерживает немощную, как у младенца, голову исколотой рукой. Стакан с торчащей ложкой кажутся милой и домашней картинкой, словно Червь только что выпил свой вечерний чай и готовится покурить перед сном. – Так он ей брат или нет, а?

А какая разница, думаю я. Я радуюсь отчего-то за этих двоих – несовершеннолетних и отчаянных.

На кухне снова горит красный фонарь, но карты отложены в сторону. Димедрол жрет бутерброд с сыром, по радио передают прогноз погоды – температура воздуха должна подняться еще на пару градусов, в отдельных районах возможны грозы. Но не в здешней духоте.

– Я, пожалуй, пойду? Мне рано вставать. – На мои слова оборачиваются три головы из пяти. – Играйте без меня.

– Без тебя не получится! – говорит Дуська.

– Я больше не хочу играть, – говорит Кристина. – Сегодня что-то не то. Жарко. Помните другой вечер, когда мы грузились тем, можно ли вырастить искусственный сапфир в электрочайнике?

– Классный был вечер, – говорю. Где-то в глубине квартиры виновато скрипит дверь.