18

Маша и Витя, мальчик и девочка, глазеют на меня вместе со всеми. Они думают, включиться ли в общую травлю, или заступиться за бедного мирного жителя, честно не открывавшего ночью глаза. Им где-то лет тридцать на двоих. Шестнадцать плюс четырнадцать, или пятнадцать плюс пятнадцать. Мне почему-то кажется, что они родственники. Она его кузина. Он ее любит и жарко мечтает, как вылизал бы ей между ног, нежно касаясь щекой ее молочного бедра. Я снова думаю о сексе, но не с ними, а с моей милой девочкой, которой я больше не нужен.

– Стас – мафия, – говорит Маша. Я ей благодарен за это, сейчас меня линчуют, и этот летний вечер закончится.

– Я не знаю, – неожиданно произносит Витя, – я не очень хорошо понимаю смысл этой игры, могу показать свою карту, если хотите.

– Ты гонишь! – взвивается Дуська. – Хрен ты кому что покажешь! Начали, значит будем играть, пока одни других не замочат, так, Димедрол?

Димедрол кивает и принимается взбалтывать указательным пальцем воздух. Крутите волчок, мол, решайте, кому не придется засыпать следующей ночью.

– Подождите, – начинаю я оправдательную речь. – Я сейчас докажу вам, что я не мафия.

– Валяй! – Дуська закуривает какую-то мятую сигарету. У нее обгрызены почти все ногти.

– Вы говорите, что мы с Кристиной заодно. Мафия знает друг друга в лицо, и ей невыгодно и вообще глупо убивать своих же. Я предлагаю валить Кристину. Это она – мафия!

– Да-а, – тянет Маша и вдруг решает, – точно, она!

– Я не мафия! – визжит Кристина, – Стас сам не знает, что говорит.

– Ты, – театрально вытягивает указательный палец Вадик, – это ты, девочка моя! Ты на меня первая покатила?

Кристина трясет своими тонкими кистями, словно только что схватила горячий утюг. Она протестует, но все галдят и требуют немедленной расправы.

– Значит, вы мне не верите? – обиженно и зло сверкает она глазами.

– Нет, – Дуська легонько хлопает по столу, – показывай карту.

– Вот и обломайтесь, не виноватая я, – Кристина переворачивает карту. На нас укоризненно, не скрывая врожденного косоглазия, глядит дама червей. Красная, как понимаете. Признаться, даже я такого не ожидал.

– Замочили, значит, честного жителя, – констатирует Маша. Витя глядит на нее с ласковым неодобрением, мол, ты же и орала больше всех. Мне, честно говоря, все равно.

– Наступила ночь, – командует Димедрол. – Все уснули. Проснулась мафия и решила, кого нужно убить этой ночью.

Я вслушиваюсь в таинственные шорохи, равнодушно глядя, как кружатся на внутреннем экране закрытых век то ли эритроциты, то ли просто пыль. Злодейство совершается тихо. Мы открываем глаза, и Димедрол бодро сообщает, что пока все спали, был убит Витя. Конец мальчику.

– Перекурчик! – вмешивается в ход игры Вадик. Все облегченно вздыхают. Вадик щелчком достает из пачки беломорину и деловито мастырит косяк. Добрый и хороший наш Вадик, чтобы мы без тебя делали, в чьи бы липкие лапки совали мы свои стольники.

Кристина поднимается и выходит прочь. Я иду за ней, у меня смутное желание потрахаться с ней сегодня в одной из пустых комнат ее большой квартиры. Ее дыхание насквозь провоняло кислым табаком, она нечистоплотна, но достойна того, чтобы ее хотели. Сзади. Женщины порой ненавидят эту позу, они говорят, что «по-собачьи» их унижает. А я люблю стоять на коленках, тиская руками толстую или наоборот тощую жопу и смотреть, как влажно скользит член между маленьких розовых ломтиков. Люблю эту позу именно за то, что она унижает женщин, тем самым все расставляя по местам. Мужчины применяют насилие, а женщины подчиняются. Меня возбуждает слабость, а вас? Но я очень нежен, вот в чем дело, моя похоть неизменно перемешана с какой-то жалостью. Мой идеал – грубо трахнуть нежную девочку, а потом упасть ей на грудь и зарыдать, размазывая по соскам сопли покаяния.

На лоджии Кристина молча сует мне сигарету. Я принимаю из ее пальцев белую палочку с отравленным счастьем. Она прикуривает сама. А некоторые делают так – дают мужику спички, чтобы он прикурил и ей, и себе. Я люблю независимых женщин, люблю их так, как, возможно, любил бы мужчин, если бы сам был женщиной.

– От меня ушла жена, – говорю я – недавно, пару дней назад. Неужели мне к этому теперь придется привыкать?

Кристина задумчиво пускает дым через собранные в тугое «О» губы.

– Почему, – говорит она. Не спрашивает, а просто говорит.

– Мы подрались, – отвечаю, – кажется, из-за анаши.

– Да-а? – она хитро глядит на толстую луну. – И кто победил?

«Ей все равно! – с ужасом думаю я, – ей же все равно! Бедный я несчастный, кому, действительно, все это надо?»

– Я проиграл, – говорю, глядя, как мерцают огни далекого района, – я думал, что у нас конфовые отношения, а оказалось, что все очень плохо. Очень, очень плохо. Тебя когда-нибудь бросал человек, которого ты знала до того шесть лет?

– Нет, – Кристина отводит сигарету в сторону и глотает немного ночного воздуха, – я ни с кем так долго не встречалась.

– Потому, что ты часто не ночуешь дома.

– Да что ты?!

– Или бильярд, или дом.