18

Гомер покупает лотерейные билеты уже несколько лет подряд. Он хочет сорвать куш и разом изменить всю свою серенькую пресную жизнь. Вообще-то, Гомер мало с кем говорит о своей неудовлетворенности жизнью и почти никому не жалуется. Но одержимость, с которой он каждый вторник идет к лотерейному киоску, с головой выдает его. Никто не знает, что он делает с билетами после. Говорят, этот тип даже выиграл однажды тыщу, другую. Но этого, конечно, было очень мало для того, чтобы поверить в настоящую удачу. А пока Гомер еще грезит о какой-то свободе, жиреет и, возможно, скоро начнет забывать римских императоров, имена которых он с благоговением шептал прежде.

– Андрей Воронин выпустил новый роман, – сообщает Гомер. Бульварная литература – его вторая после античности страсть. – Я принесу тебе завтра. ФСБ против чеченской наркомафии.

Я киваю. Мне это совершенно не интересно. В чеченскую наркомафию я не верю. Кроме этого, Гомер умеет убежденно говорить о тех вещах, о которых он не имеет никакого понятия. О наркотиках он точно ничего не знает, хотя мне не раз приходилось объяснять ему, что у меня аллергия, когда он уж очень настойчиво интересовался краснотой моих глаз.

– Это всего лишь чтиво, – говорит Гомер, словно угадав мои мысли. – Но Воронин профессионал, в этом ему не откажешь.

«Сейчас он скажет, что главное для писателя – уметь правильно подбирать детали для описания. Скажет, что дьявол прячется в мелочах, и талант тоже», – с ужасом думаю я. В открытое окно смотрит начинающийся день. Смотрит на нас обоих, не делая между нами никакой разницы.

– Дьявол всегда прячется в мелочах, – произносит Гомер, и причмокивает при этом, словно сказал какую-то сальность. – Воронин силен в деталях, это и делает из него писателя.

Я отворачиваюсь к монитору. Когда стоит такая жара, очень сложно скрывать раздражение, подогреваемое нейромедиаторным дисбалансом. Я знаю по опыту, что Гомеру вовсе не обязательно, чтобы ему отвечали. У нас уже состоялся обмен паролями, теперь он чувствует себя в безопасности и может говорить в моем присутствии, о чем считает нужным.

Я вижу его отражение в глянцевом углу экрана. Полноватая, как принято говорить, рыхлая фигура в серо-зеленом костюме. И никаких галстуков. Никогда. Я касаюсь пальцами кнопок на телефоне. Этот жест сродни нервному посматриванию на часы.

Гомер снова берется за мой отчет. Я наблюдаю за его руками – короткие обгрызенные ногти, неряшливые заусеницы.

– Мало, мало… – задумчиво говорит он, – все-таки этого мало. Ты, давай, пиши. Песок бежит быстро.

Теперь Гомер снова начальник. Если кто-то сейчас зайдет в кабинет, он не заметит ничего компрометирующего в нашем поведении. Но настоящим боссом он все-таки никогда не станет. И знаете, почему? Из-за полного отсутствия вкуса. Воротничок рубашки расстегнут и лоснится, на волосатой груди, как раз там, где полагалось бы быть галстуку, – маленькое желтое распятие. В последние дни Гомер учится играть в преферанс и бридж. Он грезит о богеме, сын шофера и птичницы, родившийся в душном и пыльном южном городке, еще более унылом, чем этот. Гомер учится играть бридж, чтобы они наконец признали его своим. А вот и нет! До самой своей дурацкой смерти он не избавится от фрикативного [h’] и заусениц на коротких пальцах. Христос на потной шее выдаст его с потрохами любому потенциальному партнеру по бриджу.

– Ммм, – говорит Гомер. Так он заканчивает почти любой разговор. Я слегка киваю и увлеченно начинаю что-то печатать. Дверь снова закрывается неплотно, пожалуй, я скажу плотнику об этом после обеда.

Я смотрю Гомеру вслед. Я чувствую внезапную тоску и отчаяние. Ужасно – прожить так свою жизнь, каждую неделю с надеждой отправляясь за лотерейным билетом. Состариться и сдохнуть. И дух вон, как говорится. Тот самый дух, чье присутствие и я все время ощущал, пока не заметил на своем усталом лице первые признаки зрелости. Еще недавно жизнь вроде бы состояла из целых эпох, полных смысла и ожиданий. Теперь все иначе, время будто бы обесценилось. Какая-то специфическая инфляция сожрала целые годы, а я и не заметил.

Звонит телефон. Я прекращаю печатать и снимаю трубку. Руки дрожат, и я понимаю, что мне нужно выкурить хотя бы сигарету, иначе тоскливый ступор не позволит мне выполнить месячную производственную норму.

– Стас? – голос моей жены звучит такой знакомой и трогательной музыкой. Я совсем раскисаю. Мне нужно пить глицин и есть лимоны с сахаром. Нужно заботиться о своем здоровье.

– Стас.

– Да?

– Мне нужно мое свидетельство о рождении, – немного помолчав, – ты сможешь подойти после работы к театру?

– Да.

– Я тебя подожду там.

Я смотрю на мигающий курсор, остановившийся в конце напечатанной мною строки. Два слова повторяются вновь и вновь, образуя бегущий по диагонали узор: большое лето, большое лето, большое лето…

Глава 13