Под осень в дебрях тайги начали строить новый, 24-й, лагпункт. Вкопали несколько столбов, обили их горбылем, сверху накрыли еловой корою, сбили нары. Кора покоробилась, и над головою было серое небо, зарешеченное опалубкой и стропилами. На нары набросали еловых лап и пригнали сюда на окорку рудстойки упрямых и непокорных монашек, строптивых шалашовок и в лаптях на босу ногу с торбочкой за спиной Софью Ивановну.
Начались затяжные дожди. В сарае без пола под ногами хлюпала жидкая грязь. Сверху лило, в щелях свистел ветер, согреться, забыться сном на сыром лапнике было невозможно. Бедных узниц из-под дождя выгоняли под дождь очищать окорочными заскорузлыми от смолы лопатками рудстойку. Единственное спасение было у костра, но отсыревший валежник больше дымил, чем горел. С виду деликатный, щеголеватый, наодеколоненный Фомичев заслал сюда женщин на явную погибель. У них опухали лица и разъеденные болотом ноги, их душил кашель, ни днем ни ночью не унимался озноб.
Лагпункт роптал, но был бессилен перед властью озверевшего самодура. Тот мог казнить и миловать, поставить на «блатную» работу и растоптать любого заключенного. За женщин вступился старый земский фельдшер, тихий и мягкий Изот Иванович Цимбалюк. Он ходил на лесоповал с санитарной сумкой, ведь несчастные случаи бывали каждодневно: под деревья попадали не очень проворные, неопытные лесорубы, иные сами кончали свои муки под березой или осиною, у дровосеков и сучкорубов часто соскальзывал топор, и они ранили ноги, руки. Цимбалюк спасал людей, как только мог. И он стал на защиту загнанных в гибельный капкан женщин. У многих уже началось воспаление легких, бронхиты, открывались на ногах флегмоны. Старый фельдшер потребовал от начальника перевода женщин в зону, некоторых забрал в стационар. Две маленькие палаты не могли вместить всех больных. На станции Лапшанга была лагерная больница. Её возглавляла известный хирург професоор Бурцева. Хоть в её формулярах значилось «вредительство», но на операции и консультации к ней ехали все наши высокие начальники, чины из областных учреждений и их родственники.
На Лапшангу отправили и Софью Ивановну: положили с двумя женщинами на воз. Мы простились около вахты. Её серебристые волнистые волосы посеклись и пожелтели, красивое лицо осунулось, посинело, потрескавшиеся губы едва шевелились. Она прошептала: «Прощай. Постарайся выжить и рассказать правду». Колеса протарахтели по лежневке за вахту.
Больше я никогда не видел Софью Ивановну, ничего не знаю о её судьбе. А в памяти она осталась такой, какой была при первой встрече, как светлый лучик во мраке неволи и одичания. И эти строки — как завет великой мученицы Софьи Ивановны Энден.
«ЖИЗНЬ-КОПЕЙКА»
По лагпункту ползли тревожные слухи и предположения, что немцы не только оккупировали Белоруссию и Украину, но и заняли Москву. Не хотелось верить, но по мрачным лицам вольнонаёмных, по лютости конвоя, по ужесточению режима и выжиманию последних сил из зэков ощущалось, что беда большая. Планы заготовки и отгрузки леса росли, а выполнять их было некому. По ночам вывозили за вахту десятки обтянутых синей кожей, погрызенных крысами скелетов. В лесу слегка присыпали землёй и бросали на поживу волкам и лисам. На том ужасном могильнике с зимы валялись обглоданные кости да фанерные бирки с номерами личных дел, чтоб и на том свете «контрик» был учтен, знал своё место. Работа, харч, режим истребляли людей во имя великой цели — победы над фашизмом.
У начальства была одна забота — любой ценой выполнить план и дать приличную сводку. А там прибудет новый этап, выжмут из него всё возможное и спишут по группе «Д». И прибывали. Появились первые фронтовики в подрезанных шинелях, обмотках, заросшие, грязные окруженцы. Рассказывали, как с боями пробивались к своим — и попадали к особистам, под полевой трибунал. Одни получили «вышку», другие лагерь, а третьих, дела которых не успели рассмотреть, привезли с пометкой в формуляре «подследственный». Но следствия никакого не было. Спустя несколько месяцев пришли узенькие бумажки с постановлением «тройки» - 10 лет лагеря.
С опаской, неохотно, но всё же фронтовики рассказывали, где попали в окружение, где идут бои, какие потери понесла наша армия, как в первые дни войны на приграничных аэродромах были уничтожены почти все самолеты, как геройски сражались и погибали пограничники, как зверствуют немцы, на оккупированной земле.