1917, или Дни отчаяния

– Сейчас все изменилось, Володенька. Я боюсь предательства, ареста… Там без меня люди погибнут! А здесь у вас… Столько корниловцев! Ты же понимаешь, что они меня ненавидят? А сейчас, когда большевики… Пойми, это не страх! Это разумная предосторожность!

– Хорошо. Давай я пошлю за ним! А пока – садись, поешь. Вот холодная телятина, вот хрен, вот хлеб…

Керенский садится и ест. Видно, что делает он это автоматически – взгляд его обращен куда-то внутрь. Глаза остановившиеся.

В столовую снова входит Барановский.

– Обещал приехать. Сильно удивился моей скрытности.

– Спасибо, Володенька, – говорит Керенский, продолжая жевать.

– Погоди, я распоряжусь, чтобы Прохор нам чаю сделал… Как раз к приезду Чемерисова самовар поспеет.

26 октября 1917 года. Псков. Квартира генерала Барановского

Генерал Черемисов явно не пышет дружелюбием.

Чай он едва пригубил. Сидит ровно, поставив шашку между колен, опирается на эфес рукой. Он старше Барановского, ровесник Керенскому, строг лицом, усат, на носу пенсне.

– Да, – говорит он. – Я распорядился погрузить войска в вагоны и назначил ответственным за операцию генерала Краснова, и я же приказал остановить составы.

– Зачем? – спрашивает Керенский с надрывом в голосе. – Петроград, Россия, все свободные люди России ждали вашей помощи, генерал!

– Давайте оставим подобный тон, – говорит тот с раздражением. – Вы сами распорядились задержать отправку…

– Это не так! – восклицает Керенский. – Я не давал такого распоряжения!

– Значит, кто-то из ваших дал, – говорит Черемисов резко. – Я не обязан перед вами отчитываться. Здесь, товарищ Керенский, Северный фронт. Здесь война, если вы еще не заметили…

– Судьба этой войны решается в Петрограде, генерал, – отвечает Керенский на повышенных тонах. – Если временное правительство падет – падет фронт. Задача большевиков – сдать все немцам!

– Я не сочувствую большевикам, – морщится Черемисов. – Постарайтесь воздержаться от пафосных высказываний, Александр Федорович! – Но и вашему Временному правительству я не сопереживаю. Я тем, кто умирает в окопах, сочувствую и сопереживаю, а не упырям, что делают политическую карьеру на наших трупах.

– Это вы обо мне? – возмущается Керенский. – Мы – эти упыри? Да вы знаете, как мы ждали обещанной вами помощи?

– Значит, не дождались, – резюмирует генерал. – Взяли Зимний уже или еще не взяли – роли не играет. Ваше правительство, Керенский, вышло в тираж. Помогать ему – это пытаться оживить покойника. Вы обречены. Моя задача – держать фронт и, по возможности, бить противника. Простите, товарищи, мне пора на заседание фронтового комитета.

– Генерал, – говорит Керенский ему в спину. – Вы предали свободную Россию…

– Если бы умение красиво говорить могло победить армию, вы, Александр Федорович, были бы великим полководцем… Разрешите откланяться.

26 октября 1917 года. Псков. Ставка главнокомандующего

Генерал Краснов входит в кабинет Чемерисова. Тот пишет что-то, поднимает на вошедшего взгляд, кивает и продолжает работать.

– Владимир Андреевич, разрешите?

– Входите, генерал… Слушаю.

– Части, которые должны были идти на Петроград, больше суток в вагонах…

– Выгружайте эшелоны, Петр Николаевич.

– Простите, Владимир Андреевич… Я давал присягу Временному правительству!

– Выгружайте эшелоны, генерал Краснов. Временного правительства больше нет. Зимний взят. Министры арестованы. Я вам искренне советую – выгружайтесь и оставайтесь в Острове. Ничего не делать в этой ситуации – самое правильное решение. Поверьте, так будет лучше…

– Могу я получить письменное распоряжение?

– Нет, не можете. Не занимайтесь глупостями, Петр Николаевич. Забудьте.

Краснов выходит из кабинета в растерянности. К нему подходит полковник штаба Попов.

– Распорядился?

– Слушать не стал.

– С утра не в настроении.

– Были вести из Петрограда?

– Ну, да… Дело политическое, Петр Николаевич. Давайте-ка к Войтинскому сходим. Он все-таки комиссар, меньшевик, интеллигент, большевиков на дух не переносит, с политическими делами – это к нему…

– А как же вы?

– Меня подменят. Да и по делу зовут меня редко. У меня с Владимиром Андреевичем достаточно сложные отношения. Не сошлись характерами. Пойдемте?

– Я на авто…

– Не стоит привлекать внимание. Давайте-ка пешочком. Благо, погода позволяет.

Квартира Войтинского. Ночь

Краснов и Попов ждут хозяина, попивая чай. Судя по всему – давно.

Войтинский входит, сначала хмурится, а потом расплывается в улыбке.

– Рад вас видеть, товарищи! Несмотря на поздний час…

Комиссар смотрит на часы.

– Господи! Полчетвертого уже! Давно ждете?

– С полуночи, – говорит Краснов. – Если кто-то из ваших адъютантов предложит мне еще стакан чаю, я его убью! Простите за поздний визит. Но дело не терпит отлагательств…

– Догадываюсь. Проходите в кабинет.

В кабинете на столе мягко светит лампа, обстановка похожа на домашнюю.

– Слушаю вас…