1917, или Дни отчаяния

Два бокала. В каждом из них по сто грамм золотистой жидкости. Никифоров пристально смотрит на бокалы, в руках у него «Паркер», он крутит его таким же движением, как крутил карандаш Керенский. Потом кладет ручку на скатерть рядом с магнитофоном.

Достает сигарету, прикуривает.

На веранде появляется Терещенко – несмотря на возраст и выпитое, он двигается быстро, легко лавирует между посетителями. Если не считать лихорадочного румянца на щеках, он не выглядит утомленным или выпившим. Он машет рукой, приветствуя кого-то невидимого Никифорову, походит к столику и садится на свое место.

– Четверть двенадцатого, – говорит Терещенко, глядя на свой золотой хронометр. – Наша с вами встреча близится к концу, Сергей Александрович.

– Последние метры пленки, Михаил Иванович, – улыбается Никифоров, нажимая на кнопку записи.

23 июля 1929 года. Порт Плимут, Англия

На пирсе стоят люди, ожидающие прихода парохода. Как всегда в таких случаях, в толпе царит легкое возбуждение – цветы, нетерпение, детский смех, улыбки.

Молодой человек в хорошем костюме объясняет девушке, одетой гораздо проще:

– «Уайт Стар Лайн» уже стоит вот там, у входа в гавань. Видите, вот тот дымок над белым судном? Сейчас за ней пойдет лоцманский катер…

– Вот же он! – говорит девушка удивленно. – Ой! Он какой-то странный!

Мимо пирса проплывает катер лоцмана, он действительно странный – более всего походит на огромный букет красных роз с трубой. Цветы повсюду – ими украшены борта, надстройка и палуба. На юте, посреди всего этого великолепия, стоит Терещенко.

К плавучему букету присоединяются два пожарных катера.

Вход в гавань Плимута. Борт парохода «Уайт Стар Лайн»

На пароходе тоже царит возбуждение – путешествие закончилось, люди высыпали на палубы – пассажиры всех трех классов выстроились вдоль бортов, чтобы посмотреть на землю.

Из-за каменного пальца маяка появляется катер лоцмана. Он выходит из гавани и дает гудок. За ним появляются пожарные суда.

С нижних палуб раздается смех и свист.

На верхней, среди пассажиров первого класса, проходит удивленный шепоток.

Все глаз не отрывают от плавучего букета, приближающегося к «Уайт Стар Лайн».

На верхней палубе, у лееров, стоит молодая темноволосая девушка с живыми блестящими глазами. Катер подходит ближе и ближе, пароходный гудок разрывает воздух, и катер гудит в ответ. Стоящий на носу Терещенко машет рукой. Пароход взрывается криками публики – тут уже и первый класс не выдерживает, приветствуя Михаила и цветочный кораблик.

Девушка, не отрываясь, смотрит на Михаила, на ее лице счастливая улыбка. Терещенко еще не разглядел ее среди пассажиров, его взгляд шарит по верхней палубе. Наконец он находит ее и расплывается в широкой улыбке.

Они глядят друг на друга, ни на секунду не выпуская из виду.

Пожарные катера ревут сиренами, в небо бьют фонтаны воды. Публика аплодирует.

За спиной у темноволосой девушки появляется капитан.

– Простите, мисс Хорст. Это за вами!

Девушка идет по легкому трапу, два матроса тянут за ней чемоданы. Терещенко подает ей руку.

– Эбба! – говорит он. – Как же я рад тебя видеть!

И Эбба Хорст легко перескакивает на борт плавучего букета, прямо в объятия Михаила. Он не дает ей опомниться и тут же целует в губы.

Публика, наблюдающая за сценой, свистит и кричит от восторга.

Катер, на носу которого стоят Михаил и его избранница, входит в порт. За ними двигается громадина «Уайт Стар Лайн».

Номер отеля в Плимуте

На постели сплетающиеся в объятиях тела – Эбба и Михаил страстно занимаются любовью. Наконец, девушка кричит от удовольствия и замирает со счастливой улыбкой на лице.

Михаил ложится на спину, некоторое время успокаивает дыхание, а потом тянется к сигаретами, лежащим на прикроватном столике.

– Вот теперь, – говорит Эбба, – я действительно почувствовала, что ты соскучился.

– Были сомнения? – улыбается Михаил. – Я считал месяцы и дни до твоего возвращения. Боюсь, что твои родители ошиблись… Услать тебя на год в Америку было плохой идеей! Разлука заставила меня постоянно думать о тебе.

– Это прекрасно, что они просчитались, – отвечает Эбба, переворачиваясь на живот. – Я думаю, что теперь их мнение не будет играть никакой роли.

Она очаровательна – белая кожа, красивые формы, обезоруживающее бесстыдство. Терещенко смотрит на нее жадно, с восхищением.

– А как же моя страшная репутация? – спрашивает он.

– Я же не моя мать, чтобы переживать по этому поводу…

Эбба ложится грудью на грудь Терещенко, вынимает сигарету из его рта, делает затяжку и снова вставляет сигарету в губы любовнику.

– Я даже питаю страсть к порочным мужчинам. Но учти, только если они слегка порочны…

– Но я же был женат!

– Ну и что?

– У меня двое детей!

– И прекрасно. Я люблю детей.

– Я старше тебя на десять лет!

– Подумаешь!

– Твоя мать меня терпеть не может!

– Ты же не предлагаешь ей руку и сердце?

– И ты выйдешь за меня замуж против воли родителей?

– Я думаю, что смогу их убедить.

– А если – нет?

– Тогда им придется смириться.

– Это ответ?

– Да, милый, это ответ!