1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Художники, скульпторы, литераторы и другие представители чехословацкой интеллигенции формулировали новые идеи, пытались найти новые выразительные средства, отражавшие свободу мышления, вновь начали налаживать утраченные контакты с мировым художественным сообществом. Так, в 1967 г. на съезде чехословацких писателей много говорили не только о свободе слова, отмене цензуры, но и о невозможности попрания гражданских прав и свобод.

Насильственное окончание «Пражской весны» и дальнейший путь к «нормализации» подтолкнули чехословацких творцов к желанию запечатлеть жестокую реальность.

Условно художественные произведения конца 1960-х гг., возникшие под влиянием драматических событий 1968 г., можно разделить на несколько групп с определенными символами и сюжетами. Изобразительное искусство, однако, в отличие от кино и художественной литературы указанного периода, менее изучено, что открывает широкие перспективы для заинтересованных и инициативных исследователей.

II. Воспоминания. Документы

Богумил Рыхловский В борьбе шестидесятых

В последнее десятилетие пребывания Владислава Гомулки на посту лидера партии и государства я был его личным переводчиком. В мои жизненные планы это не входило: свое будущее я связывал с научной карьерой. Судьба распорядилась по-другому.

В 1959 г., после защиты кандидатской диссертации в Ленинградском университете[675], я начал работать в Варшавском университете и одновременно был адъюнктом[676] в Институте географии [Польской академии наук]. Зарплаты в учебном заведении, как это у нас всегда, наверно, бывает, были скромными, поэтому пришлось искать дополнительные источники содержания семьи. Помог работавший в Иностранном отделе ЦК ПОРП друг, который занимался редактированием предназначенного для заграницы Информационного бюллетеня ЦК партии. Моя работа заключалась в переводе текстов на русский язык. Вскоре руководство отдела стало поручать мне сопровождение заграничных гостей, проводивших в Польше отпуск, и официальных делегаций. Я показывал им Польшу и сам узнавал ее лучше, знакомился с людьми – и с самими гостями, и с теми, с кем им приходилось встречаться. В качестве сопровождающего я бывал на встречах некоторых делегаций с представителями высшего руководства ПОРП, чаще всего с Зеноном Клишко[677], который курировал вопросы международных связей. Как-то раз, несомненно, по инициативе Клишко, я оказался на приеме у Владислава Гомулки. По-видимому, то, как я вел себя на этой встрече и как переводил, понравилось «Веславу»[678], поскольку все чаще мне стали поручать переводить его беседы с гостями самого высокого ранга. Гомулка нелегко допускал к себе новых лиц, поэтому сначала мое появление было воспринято его окружением с некоторым удивлением. Со временем я стал постоянным переводчиком «Веслава», присутствовал почти на всех его встречах с Леонидом Брежневым, в Польше и СССР, и с другими руководителями Советского Союза, а также на многосторонних совещаниях Политического консультативного комитета Организации Варшавского договора (ПКК ОВД), на сессиях Совета экономической взаимопомощи и встречах с говорившими по-русски деятелями. Гомулка также открыл мне дорогу к дипломатической службе. Благодаря этому я на протяжении многих лет соприкасался с вопросами исторического масштаба, что обогатило мои знания, но также и направило мою жизнь по такому пути, о котором раньше я и не помышлял.

Приступая к изложению наиболее важных известных мне фактов о деятельности Гомулки, я осознаю, что обращаясь к событиям, все глубже уходящим в прошлое, память затмевается более поздними воспоминаниями. Свой отпечаток накладывают и личная переоценка происходившего, и свидетельства других очевидцев, и даже мнения разного рода мистификаторов. Для того чтобы избежать искажения событий ненужными наслоениями, я постараюсь писать лишь о том, чему сам был свидетелем, в чем принимал непосредственное участие и что оставило отчетливый след в моей памяти. Конечно, при этом невозможно ограничиться только жесткими рамками того времени.

* * *

Яснее всего в моей памяти сохранилось все, что было связано с так называемой немецкой проблемой. В этом нет ничего удивительного, поскольку, наряду с польско-советскими экономическими отношениями, она всегда занимала главное место в контактах Гомулки с руководителями Советского Союза – с момента, когда я начал участвовать в этих беседах, и вплоть до лишения его руководящих постов.