1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Особенно решительно эта линия стала проводиться с началом венгерского восстания 23 октября 1956 г. Его резонанс в Румынии был весьма заметным, поскольку в западной части страны (в Трансильвании, Банате, Кришане) проживала значительная в численном отношении и консолидированная венгерская диаспора с высоким уровнем этнического самосознания и наличием немалой прослойки национальной (в том числе творческой) интеллигенции. Необходимо также иметь в виду, что историческая память двух соседних народов по-прежнему несла на себе тяжелый груз межнациональных распрей и конфликтов, многие из которых (относившиеся ко времени Первой, а особенно Второй мировой войн) оставили непосредственный глубокий след и в сознании здравствующих поколений. Общенациональное восстание в соседней стране правящая коммунистическая элита Румынии восприняла как крайне опасный сигнал, особенно в свете стойкой венгерской национальной идентичности подавляющего большинства трансильванских венгров, а значит их потенциальной солидарности с восставшими соплеменниками. С первых же дней румынскими властями принимается широкий комплекс охранительных (в том числе превентивных) мер по нейтрализации влияний, идущих из соседней страны[461].

Призывы к ревизии трианонских границ в дни венгерской революции фактически не звучали. Вместе с тем немалая часть румын реально ощущала гипотетическую венгерскую ирредентистскую угрозу. И это обстоятельство в полной мере было использовано властями. Иногда это приносило эффект, позволило, в частности, внеся раскол в молодежную среду Клужа, утихомирить (не без помощи также и превентивных арестов) студенческие брожения в главном городе Трансильвании. По-иному обстояло дело в главном городе Баната Тимишоаре, самом интернациональном городе Румынии, где в силу исторических условий, напротив, сложилась давняя традиция бесконфликтного сожительства румын, немцев, сербов и венгров. В этом городе молодежные (прежде всего студенческие) выступления солидарности с восставшей Венгрией приобрели самый массовый характер, заставив власти прибегнуть к их жесткому силовому подавлению[462].

В последующие годы венгерская революция и проявленная частью румынского общества (отнюдь не только этническими венграми) солидарность с ней были использованы в качестве повода для внесения более долгосрочных корректив во внутреннюю политику Румынии в сторону ее ужесточения, нейтрализации и блокирования любого рода реформаторских настроений.

В 1960-е гг. Венгрия и Румыния вступили в состоянии хотя и внешне бесконфликтном, но явно не свободном от взаимной подозрительности, причем все более усиливавшейся. Каждая из этих стран искала свой собственный путь развития в рамках социалистического выбора и советского блока, в большей мере (по мнению национальных коммунистических элит) отвечавший специфическим условиям обеих стран.

Проявив себя надежным партнером советского руководства в ходе венгерского кризиса 1956 г., оказав непосредственную помощь в нейтрализации неприемлемого для официальной Москвы правительства Имре Надя и тем самым укрепив доверие к себе Кремля[463], румынские лидеры стремились использовать приобретенный внешнеполитический капитал в интересах ограничения советского влияния. Решающее значение в этом плане имел вывод советских войск из Румынии в 1958 г., подававшийся советской стороной как одна из ее мирных инициатив, адресованных Западу. С конца 1950-х гг. более инициативной стала румынская внешняя политика[464]. Что касается перспектив внутриполитической либерализации коммунистического режима, то определяющим фактором явилось намерение Георгиу-Дежа и его окружения по возможности оградить свою страну от возможной цепной реакции под влиянием идей XX съезда КПСС и особенно событий в Польше и Венгрии. Сильно напуганные революцией в соседнем государстве, румынские лидеры в конечном итоге стремились воспользоваться ею в интересах укрепления своей власти. Георгиу-Деж и его команда с конца 1956 г. все более целенаправленно создают механизмы противодействия внешнему – не только венгерскому и польскому, но также и советскому – влиянию, причем нередко под вывеской искоренения последствий культа личности[465]. В дальнейшем этот курс получил продолжение и развитие преемником Дежа – Николае Чаушеску.

На рубеже 1950-1960-х гг. Румыния все еще воспринималась в Москве как надежный союзник, по выражению Н. С. Хрущёва, «шагающий в ногу» с другими членами «социалистического лагеря». Об этом можно судить как по дипломатическим донесениям, так и по отчетам многочисленных советских эмиссаров и делегаций, выезжавших в Румынию в рамках двустороннего сотрудничества (в том числе делегаций деятелей культуры)[466]. Но уже в 1962–1963 гг. приобрела довольно отчетливые очертания более независимая внешнеполитическая линия Румынии в рамках СЭВ, а позже и Организации Варшавского договора (ОВД).