1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

После отставки в октябре 1964 г. Хрущёва и кончины в марте 1965 г. Георгиу-Дежа новое, брежневское, руководство СССР, преувеличивая роль субъективного фактора в ухудшении советско-румынских отношений, надеялось, что теперь удастся возобновить диалог «с чистого листа», убрав возникшие наслоения. Но это было иллюзией: новый румынский лидер, довольно молодой и амбициозный Чаушеску, в целях повышения собственной популярности и укрепления своих позиций внутри страны и правящей партии, с еще большей последовательностью, чем предшественник, пытался проводить в отношениях с СССР независимую линию, ссылаясь на национальные интересы, как он их понимал. Сопоставимым с Чаушеску, хотя и не столь афишируемым влиянием в это время пока еще обладал и премьер-министр Ион Георге Маурер, еще в годы Дежа ставший главным архитектором нового курса. Этот старый хорошо образованный левый интеллигент, никогда не скрывавший своих прозападных ориентаций (Маурер сблизился в 1930-е гг. с коммунистами как адвокат, защищавший их на судебных процессах, и довольно долго оставался попутчиком компартии), пользовался откровенной нелюбовью в Кремле и на Старой площади. Довольно настороженно к нему относились и венгерские коммунисты. Как читаем в донесении советского посольства из Бухареста (май 1966 г.), «посол ВНР Винце отметил, что среди румынских руководителей Маурер является наиболее сильной фигурой, он в значительной степени тормозит развитие отношений Румынии с другими социалистическими странами и в первую очередь с СССР. В силу целого ряда причин он сохранил большую симпатию к Западу, и эти симпатии накладывают свой отпечаток на всю его политическую и общественную деятельность. Н. Чаушеску, который чувствует превосходство Маурера в некоторых вопросах, большой симпатии к нему не питает», но заинтересован в его поддержке[476].

Попытки плотнее пристегнуть Румынию к общей внешнеполитической линии советского блока оказывались безуспешными. Разногласия по широкому кругу вопросов усугублялись. Продолжалось балансирование румынских коммунистов на советско-китайских противоречиях[477]. На заседаниях Политического консультативного комитета (ПКК) и совещаниях армейского командного состава ОВД представители Румынии выступали за более активное приобщение генералитета стран-союзниц к выработке принципиальных решений и разработке военно-стратегических планов блока[478]. В январе 1967 г. Румыния без консультаций с Москвой восстановила дипломатические отношения с ФРГ вопреки общей линии советского лагеря не делать этого, пока в Бонне не возобладает «новая восточная политика», т. е. пока там официально не признают если не ГДР, то, по крайней мере, восточные границы будущей единой Германии по Одеру и Нейсе[479]. В июне того же года во время «шестидневной войны» на Ближнем Востоке Румыния заняла особую, не однозначно проарабскую (как другие европейские социалистические страны), а компромиссную позицию, отказавшись порвать отношения с Израилем, разгромившим три арабских государства[480]. Следствием этого явился скандал, разыгравшийся через полгода в Будапеште. Румынская делегация, после колебаний все-таки приехавшая в начале марта 1968 г. на рабочую встречу представителей компартий, где обсуждался вопрос о перспективах проведения большого совещания компартий мира (подобного проведенным в 1957 и 1960 гг.), демонстративно покинула ее в ответ на звучавшие там жесткие нападки лидера сирийской компартии Халеда Багдаша. Через три недели произошел еще один нешуточный скандал, теперь уже в двусторонних советско-румынских отношениях, когда при посещении Финляндии румынская делегация во главе с премьером Маурером возложила венок на могилу маршала Маннергейма, памятуя о его заслугах на румынском фронте в бытность генералом российской царской армии в годы Первой мировой войны. В Москве восприняли этот независимый внешнеполитический жест крайне болезненно. Посол Румынии был вызван в МИД СССР, где первый заместитель министра В. В. Кузнецов официально выразил недо умение в связи с недружественным СССР актом[481].