1984

– Мы – жрецы власти, – начал О’Брайен. – Наш Бог – Власть. Однако в данный момент власть для вас всего лишь слово, и вам уже пора узнать, что это такое. Во-первых, вам следует понять, что власть коллективна. Личность получает власть только тогда, когда прекращает быть отдельной единицей. Вам известен партийный лозунг: «Свобода – это рабство». А вам никогда не приходило в голову, что он обратим? Рабство – это свобода. Одинокий – то есть свободный – человек неизбежно потерпит поражение. И это неизбежно, потому что всякий обречен умереть, то есть претерпеть величайшее изо всех поражений. Однако совершив акт полного, предельного подчинения, сумев избавиться от собственной идентичности, сумев влиться в Партию так, чтобы сделаться с ней нераздельным, человек становится всемогущественным и бессмертным. Второе, что вам следует понять: власть есть власть над людьми, над человеческими созданиями. Над телами, да, но прежде всего – над умами. Власть над материей – внешняя реальность, как вы сказали бы, – не имеет значения. Наша власть над материей уже абсолютна.

Уинстон на мгновение забыл про циферблат, попытался с усилием сесть, но только причинил себе боль.

– Но как вы можете контролировать материю? – выпалил он. – Вы не властны даже над климатом или законом тяготения. Потом, существуют болезни, боль, смерть…

О’Брайен движением руки велел ему замолчать.

– Мы контролируем материю, потому что контролируем разум. Реальность находится внутри черепа. Вы постепенно узнаете это, Уинстон. Не существует ничего такого, чего мы не могли бы сделать. Невидимость, левитацию… что угодно. Я могу взмыть над полом как мыльный пузырь, если только пожелаю этого. Но не хочу, потому что этого не хочет Партия. Вы должны избавиться от этих придуманных в девятнадцатом веке представлений о законах природы. Мы сами устанавливаем их.

– Но это не так! Вы даже не властвуете над планетой. Как насчет Евразии и Востазии? Вы же еще не покорили их.

– Это неважно. Мы захватим их тогда, когда это понадобится нам. И даже если этого не произойдет, ничего ужасного не случится. Мы можем исключить их из бытия. Океания – самодостаточный мир.

– Но сама планета – всего лишь крупица пыли. A человек – беспомощная мошка на этой крупице! Долго ли он существует? Земля оставалась ненаселенной людьми миллионы лет.

– Ерунда. Земля ровесница нам, никак не старше. Как могла бы она стать старше, если не существует ничего, кроме человеческого сознания?

– Но в камне находят кости вымерших животных… мамонтов, мастодонтов, колоссальных рептилий, которые жили на планете, когда о человеке еще даже речи не было.

– А вы когда-нибудь видели эти кости, Уинстон? Конечно же нет. Их сфабриковали биологи девятнадцатого века. До человека не было ничего. После человека, если он прекратит свое существование, тоже ничего не будет. Вне человека не существует ничего.

– Но ведь нас окружает целая Вселенная. Посмотрите на звезды! Некоторые из них отстоят от нас на миллион световых лет. Они навсегда останутся недосягаемыми для нас.

– Что такое звезды? – бесстрастным тоном парировал О’Брайен. – Всего лишь небольшие огоньки, находящиеся в нескольких километрах над поверхностью Земли. При желании мы могли бы добраться до них. Или даже погасить. Земля является центром Вселенной. Солнце и звезды обращаются вокруг нее.

Уинстон снова непроизвольно дернулся. На сей раз он не сказал ничего. О’Брайен продолжил речь, словно отвечая на возражение:

– Для ряда целей, конечно, это будет неправильно: например, плавая по морю или предсказывая затмение, мы часто находим удобным предположить, что Земля обращается вокруг Солнца, а звезды находятся в миллионах миллионов километров от нас. Но что с того? Или вы считаете, что мы не способны создать дуальную астрономическую систему? Звезды могут располагаться или вблизи, или вдали от нас, в зависимости от необходимости. Неужели, по вашему мнению, наши математики не справятся с этой задачей? Или вы забыли про двоемыслие?

Уинстон вжался в ложе. Что бы он ни говорил, немедленный ответ сокрушал его, словно удар дубины. И все же он знал, ЗНАЛ, что прав. Было такое мнение, будто вне твоего ума ничего не существует… Конечно же, должен быть способ доказать ошибочность подобного утверждения. Разве ложность его не доказали давным-давно? Есть даже особое название для него, которое он забыл… Непринужденная улыбка тронула уголки губ О’Брайена, смотревшего на него сверху вниз.

– Я же говорил вам, Уинстон, что метафизика не является вашей сильной стороной. Вы пытаетесь вспомнить слово солипсизм. Это не солипсизм. Или разве что солипсизм коллективный, если угодно. Но на самом деле это нечто другое, совершенно противоположная вещь… Однако мы отвлеклись от темы, – добавил он совсем другим тоном. – Реальная власть… власть, за которую нам приходится сражаться денно и нощно, это власть не над вещами, но над людьми. – Немного помолчав, он продолжил с интонацией школьного учителя, расспрашивающего многообещающего ученика: – Каким образом человек утверждает свою власть над другим, Уинстон?

Уинстон задумался.