1984

Как понять, что здесь ложь, а что правда? Нельзя было исключить возможность, что среднему человеку живется сейчас лучше, чем до Революции. Возражал против этого только немой протест в твоих собственных костях, инстинктивное ощущение, что живешь ты в нестерпимых условиях и что в былые времена жизнь складывалась иначе. Уинстону подумалось, что подлинно характерной чертой современности являлись не жестокость ее и отсутствие уверенности в завтрашнем дне, а скудость, бесцветность, апатия. Жизнь вокруг нисколько не напоминала не только поток лжи, струящийся из телесканов, но даже те идеалы, к которым стремилась Партия. Во множестве сфер ее даже члены Партии пребывали в безразличии и апатии… Жизнь сводилась к корпению над скучной работой, борьбе за место в вагоне подземки, штопке протершегося носка, выпрашиванию лишней таблетки сахарина, экономии сигарет. Воздвигнутый Партией идеал провозглашал собой нечто огромное, жуткое и манящее: мир из стекла и бетона, мир чудовищных машин и ужасающего оружия, нацию воинов-фанатиков, совершенными колоннами марширующих в будущее в идеальном единстве, пребывающих в единомыслии, дружно выкрикивающих одни и те же лозунги и вечно трудящихся, сражающихся, торжествующих, преследующих инакомыслящих, – мир ничем не отличающихся друг от друга трехсот миллионов людей с одинаковыми лицами. В реальности же существовали мрачные ветшающие города, по улицам которых бродили привыкшие к недоеданию люди в дырявых ботинках, и кое-как отремонтированные построенные в девятнадцатом веке дома, в которых неизменно пахнет гнилой капустой и грязным сортиром. Пред ним как будто предстал Лондон, огромный полуразрушенный город, вместилище миллиона мусорных ящиков, а на изображение города накладывалось морщинистое лицо давно не мывшей голову миссис Парсонс, безуспешно сражавшейся с засорившимся сливом кухонной раковины.

Наклонившись, Уинстон опять почесал лодыжку. Телесканы денно и нощно бомбардировали уши населения статистическими показателями, доказывавшими, что народ ныне имеет больше продуктов питания, живет в лучших домах, отдыхает в лучших условиях… дольше живет, работает меньше, становится выше, здоровее, сильнее, счастливее, умнее, образованнее, чем люди, жившие пятьдесят лет назад. И ни единого слова из этой говорильни нельзя было ни опровергнуть, ни доказать. Партия, например, утверждала, что сорок процентов пролов в настоящее время являются грамотными, а вот перед Революцией этот показатель составлял всего пятнадцать процентов. Далее Партия утверждала, что младенческая смертность в наши дни составляет всего 160 новорожденных на тысячу, в то время как перед Революцией она достигала 300… и так далее, по каждому пункту. Однако можно было допустить, что буквально каждое слово в учебниках истории, даже самые известные события, принимаемые без сомнений, являются чистейшим вымыслом. Насколько он знал, такого закона, как JUS PRIMAE NOCTIS, могло никогда не существовать, как и такого существа, как капиталист, и такого головного убора, как цилиндр.

Все растворялось в тумане. Прошлое стерли, факт забыли, ложь стала истиной. Всего раз в своей жизни он обладал – ПОСЛЕ события, и это важно – конкретным и несомненным свидетельством факта фальсификации. Он держал его в своих руках всего тридцать секунд. Должно быть, это случилось в 1973… ну, во всяком случае, в том году, когда они с Катариной расстались. Однако действительно значительная дата была на семь-восемь лет раньше.

История эта произошла в середине шестидесятых, во время великих чисток, в ходе которых подлинные вожди Революции были истреблены под корень и навсегда. К 1970 году никого из них не осталось в живых – за исключением самого Большого Брата. Все остальные были к этому времени разоблачены как предатели и контрреволюционеры. Гольдштейн бежал и скрылся неведомо где, а остальные либо просто пропали, либо были казнены после зрелищных публичных судебных процессов, на которых они покаялись в своих преступлениях. Среди последних уцелевших числились трое мужчин: Джонс, Аронсон и Резерфорд. Арестовали их, должно быть, в 1965 году. Как часто случалось, они исчезли на год или больше, так что невозможно было даже понять, живы они или нет, а потом их вдруг извлекли из забвения, для того, чтобы они могли привычным образом осудить себя. Они признались в работе на иностранную разведку (в тот момент врагом, как и сейчас, считалась Евразия), растрате общественных фондов, в убийстве различных верных членов Партии, в борьбе против авторитета Большого Брата, начатой еще до Революции, и актах саботажа, повлекших за собой гибель сотен тысяч человек. Покаявшись в совершении подобных преступлений, они были прощены, восстановлены в Партии и поставлены на посты, казалось бы, важные, но по сути дела являвшиеся синекурами. Все трое опубликовали длинные и унизительные для себя статьи в «Таймс», посвященные анализу причин своего падения и содержавшие обещания исправиться.