1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Помню, как-то отец рассказывал про одного знаменитого венгра, который был графом, а потом стал премьер-министром. Его назвали в честь реки - граф Дунайский или Тисский, забыла. Этот граф влюбился в знакомую моего отца. От нее он слышал, что, когда этот бородатый граф был премьер-министром, он иногда удалялся в специальную комнату в отеле 'Венгрия' с несколькими друзьями и приглашал маленького Беркеша, цыганского скрипача. Они закрывали двери и молча слушали игру цыганенка. Пили мало. Потом, на рассвете, этот мрачный, суровый аристократ, наш премьер-министр, который большую часть времени ходил во фраке, вставал в центре комнаты и начинал танцевать под медленную мелодию, а все остальные торжественно за этим наблюдали. Как ни странно, никто не смеялся над тем, что мужчина, премьер-министр, танцует один, на рассвете, очень медленно двигается под цыганскую музыку. Именно это пришло мне на ум тогда на рассвете, когда я услышала, что мой друг кричит, азмахиваяруками, в комнате, где только его книги и я.

  Ох уж эти книги! Так много книг! Я их никогда не считала, потому что знала: он не вынесет, если я прикоснусь к его книгам. Лишь украдкой, краешком глаза могла я оценить размер полок. Комната была заполнена книгами от пола до потолка, полки ломились под весом книг, провисали, как жеребая кобыла. Конечно, в городской библиотеке книг больше, может быть, сотни тысяч или даже миллион, не знаю, зачем людям столько книг. Мне вполне достаточно Библии и романа в мягкой яркой обложке, где граф стоит на коленях перед графиней. Мне этот роман дал мировой судья в Ньиредьхазе, когда я была еще только помощницей служанки: я ему понравилась, он пригласил меня в свой офис и дал мне этот роман. Эти две книги я берегу. Остальные книги я просто читала, когда они мне попадались, в смысле, читала, когда стала настоящей дамой. Не смотри на меня так! Поверь, я была обязана читать книги, принимать ванны и говорить что-то вроде 'Барток освободил душу народной музыки'. Но мне это очень наскучило, потому что я кое-что знала о людях и о музыке. Конечно, я не могла об этом рассказать дамам и господам.

  Все эти книги! После снятия осады я пробралась туда снова. Он уже эмигрировал в Рим. Я нашла лишь остов разбомбленного здания, книги превратились во влажную массу. Соседи рассказали, что в дом попало несколько бомб. Они превратили книги в суп. Книги лежали кучами и гнили посреди комнаты, из которой, кажется, только что вышел хозяин. Один из соседей, дантист, сказал, что писатель не удосужился спасти хотя бы одну книгу. Не рылся во влажных грудах...выйдя из подвала, он просто стоял среди книг и смотрел на то, что от них осталось, сложив руки. Соседи ждали у него за спиной с любопытством, надеялись увидеть, что он побледнеет и начнет оплакивать свое горе. Но к их величайшему удивлению он, кажется, смотрел на разрущения удовлетворенно. Разве не странно? Дантист клялся, что он был почти рад, кивал, словно всё шло по плану, словно какое-то масштабное мошенничество или клевета наконец разоблачены. Казалось, он этого ждал. Писатель стоял посреди разорения, среди своих влажных сырых книг, гладил лысину и бормотал: 'Наконец-то!'.

  По воспоминаниям дантиста, некоторых соседей такое поведение писателя оскорбило. Но ему было всё равно, слышат они его или нет. Он просто пожал плечами и ушел. Некоторое время бродил по городу, как многие другие. Но возле его старой квартиры никто его больше не видел. Казалось, стоя возле груд промокших книг, он твердо решил подвести под чем-то черту. Дантист подозревал, что писатель просто прикидывался дурачком, устроил представление, чтобы доказать, что эта потеря не причинила ему боль. Другие задавались вопросом, не скрывается ли за этим вздохом облегчения осознание тайного политического поражения - писатель мог быть фашистом, коммунистом или анархистом, вот почему он сказал: 'Наконец-то!'. Но ничего нельзя было сказать наверняка. Книги остались в разбомбленном доме грудой мусора и сгнили. Вот что интересно - люди тогда воровали в Будапеште всё, от треснувших ночных горшков до персидских ковров и вставных челюстей, всё, до чего только могли дотянуться. Но никто не воровал книги. Словно книги были табу. Если прикоснешься к ним, это принесет несчастье.

  Он исчез вскоре после того, как в город вошли русские. Кто-то говорил, что его видели в русском грузовике по пути в Вену. Несомненно, он заплатил своими накопленными золотыми наполеондорами или долларами. Говорили, что его видели с немногочисленными спасенными пожитками на груде кожсырья, голова его была непокрыта, очки на носу, он читал какую-то книгу. Может быть, венгерский словарь. Как ты думаешь? Я не знаю. Как бы то ни было, из города он исчез.