1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Потому что, знаешь, тут рядом два театра. В одном поют, в другом - просто разговаривают. Иногда говорят слишком много, так что начинается тягомотина, зрителям становится скучно, и они уходят. Я долго туда не ходил, но однажды заплатил Франклина за билет туда, где разговаривают. Подумал: 'Почему бы не побыть ангелом и не поддержать искусство'. Не знаешь, кто такие ангелы? Люди, которые финансируют спектакль. Инвесторы. Водители, портье, метрдотели - все хотят стать ангелами, когда начинается спектакль на Бродвее. Но этот спектакль был плох, я выбросил сотню на ветер. На сцене много говорили - слишком много. Лучше, когда веселая музыка, зажигательная подпевка и солисты, все такое. Больше я не инвестирую в писателей и литературу. Уж лучше в лотерею играть. Так что просто жди и отрабатывай свои смены в гараже.

  Тебе тут придется затянуть пояс потуже, братан. У нас тут мир хитроумный. Держи ухо востро, учись. Я уже пять лет за барной стойкой. Теперь я - настоящий господин, старший бармен. И продолжаю учиться. Здесь, рядом с Бродвеем, к нам ходят в основном высоколобые интеллектуалы. Кто это? Яйцеголовые, у них головы, как утиное яйцо, высокий лоб - и пятна. Еще есть с огромными окладистыми бородами. Они все - умные. Ты не поверишь, какие они все важные. Я слушаю их за барной стойкой, они остаются до утра. Приходят около полуночи, когда остальные уходят, в смысле те, кто приходит сюда за атмосферой, за свечами в красных абажурах. Те, что остаются, погружены в свою профессию. Они свободно говорят друг с другом. Я слушаю очень внимательно, можешь представить.

  Потому что, знаешь, они могущественны, они опасны...черт знает, как они это делают, но в каком-то смысле они даже могущественнее, чем патроны. Их все боятся. Они могут уничтожить даже президента, если он им не понравится. Иногда у меня просто челюсть отваливается, когда я слышу, как они шепчутся, кто на очереди для закатывания в их цемент, или кого они собираются создать. Некоторые приходят с ночной смены - парни, которые пишут социальные колонки в газеты. Я слушаю, как они обсуждают, кто кого поимел и в какой позиции. Вот свободная пресса, вот сводоба: они вольны уничтожить тех, кто им не нравится. Потом они пишут об этом книги и издают их миллионным тиражом. Вот это они называют культурой, и она распространяется повсюду. В каждой аптеке, на каждой станции подземки, в каждом супермаркете найдешь горы таких книг. Люди вроде нас не могут потреблять эти знания, нам нужно для этого образование получше. Это - искусство, как игра на барабанах. Факт, я не потребляю ли-те-ра-ту-ру, но дома, в Матешалке, я служил в местных казармах, и мы время от времени наведывались, что называется, в дом культуры, повидаться с девчонками. Вот что я хочу сказать: публичный дом в Матешалке был высокоморальным учреждением по сравнению с тем, что я слышу о ли-те-ра-ту-ре, стоя за барной стойкой. Дома мы знали, за что платим, и когда заключали сделку, главный говорил: 'Накинь десятку, солдат, она снимет и верх'. Как я уже сказал, я ничего не знаю о книгах, но разбираюсь в публичных домах. В юности был их завсегдатаем. Скажу так - то, что сейчас зовется культурой, не хуже. Эти писатели готовы обнажаться за деньги, точно как девчонки. В смысле, и писательницы, не только мужчины...Покажут тебе много, никаких трусиков, сзади, спереди, как захочешь - только плати. Для нас в Зале культура значила что-то другое. Папа раз в год покупал календарь, это и была культура. Но у меня просто челюсть отвисла, когда я услышал, что кто-то получил полмиллиона за мемуары парня, который включает рубильник в Сан-Франциско. Или пишет признания девушки, которая оказалась парнем, или как девушка стала парнем, и вот это - культура. Культура - тонкая работа, братан, сложнее, чем игра на барабане.

  Возможно, регулярные разговоры тут, в баре, не отражают в полной мере положение дел. В окрестностях могут быть какие-то другие писатели. Я однажды подслушал, сюда забрели двое парней и тихо обсуждали, какой могла бы быть эта другая ли-те-ра-ту-ра. Такой литературы особо не видно. О такой литературе услышишь, только когда писатель отбудет в морг, повесившись от бедности. Эти двое парней, которые сюда забрели, не могли себе позволить 'кровяную мэри', им пришлось довольствоваться пивом. Они говорили о книгах. Это были тщедушные хлюпики, писаки вроде парня, о котором рассказывала в Риме Душенька. Даже не нужно было присматриваться - и слепой заметил бы, что они - не обычные гости на этой вечеринке. Может быть, они были настоящими писателями...И, может быть, их больше, просто мы их не видим, потому что они не попадают в заголовки газет, они где-то топят свое горе. Вот что я понял, когда они шептались над пивом - есть другие писатели. Например, они пишут стихи, шкрябают что-то в блокноте, как наш великий национальный поэт Петефи. Черт знает. Точно можно сказать лишь то, что сюда они обычно не ходят.