1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Посмотреть там было на что. Как раз происходила утренняя смена караула - было видно, что у товарищей это - работа на всю ночь. На всех была форма, которую наши солдаты носили несколько лет назад - примерно три года назад. Кожаный пояс был такой же, только нарукавник другой, и нашивки. И лица были знакомые, парни из действительно бедных семей...Мне показалось, что одного или двух я видел раньше. Но у меня свело живот: чувство было такое, словно я сплю после по-настоящему сытного обеда, который запил одним-двумя лишними стаканами. Я смотрел, разинув рот, словно впервые увидел нечто подобное так близко, собственными глазами. Из увиденного я понял: то, что те знаменитые высоколобые называют 'историей' - ничего на самом деле не меняется, всегда всё одно и то же. Я сидел на низкой скамейке и впитывал это всё, осматривал коридор, наблюдал, как деятельные товарищи суетятся, выполняя те же задания, что и их братья тремя годами ранее. Работа у товарищей была такая - они сопровождали того, чья очередь пришла, в комнату для допросов. Некоторых нужно было сопровождать, потому что они не могли идти.

  Казалось, что накануне у них ужасно разболелись ноги посреди какого-то официального разговора. Так что им нужна была поддержка, и охранники им эту поддержку предоставили, схватив их под руки. Несколько человек шли на своих двоих, но таковых было немного. Поверь, в коридоре царила мертвая тишина, но иногда раздавался какой-то шум, словно крик в разгар вежливого обмена мнениями. Но пусть так - крики за запертыми дверьми были лучше, чем тишина, потому что тишина могла свидетельствовать о том, что разговор окончен, какой-то бедняга выбыл из дискуссии.

  Меня позвали через полчаса, а вышел я еще через час. Меня не сопровождали, меня не нужно было поддерживать под руки. Я шел на своих двоих, с высоко поднятой головой. Час назад я понятия не имел, что для меня припасено. А через час вышел оттуда другим человеком. Веришь или нет, но я получил работу.

  

  

  Домой я шел медленно, словно прошлой ночью выпил лишку, и утром идти нужно было очень осторожно. Один продуманный шаг, потом - второй продуманный шаг. Я шел прямиком в свою берлогу на площади Клаузаль, где жил уже полгода. Жил я с соседями, поскольку находился не в том положении, чтобы позволить себе отдельное жилье. Парень, с которым у меня была одна на двоих кровать, рано утром ушел на смену, уехал в Ракош на челночном автобусе. Кровать была пуста, я лежал одетым. Чувствовал себя так, словно из меня выбили жизнь. Лежал так до наступления темноты.

  Всё вернулось по кусочкам. Словно принимаешь пилюлю, чтобы тебя вырвало тем, что тебе не нужно. Когда меня пригласили в кабинет, я воображал, что увижу там огромного мордоворота, грудь колесом, у которого просто руки чешутся избить меня до состояния каши. Но всё оказалось совсем не так. Там оказался вовсе не грубый амбал, а парень с сухими ножками, довольно старый, очки в роговой оправе. Он был не в военной форме, а в обычной одежде, разговаривал тихо и вежливо, всё время улыбался. Предложил мне стул и сигарету, как показывают в триллерах, так делает следователь, прежде чем начнет измываться. Я заметил, что мои кадровые документы лежат на столе перед ним, заметил, как он время от времени их перелистывал. Но это было вовсе не тщательное изучение - он просто выхватывал какой-то пункт и тыкал в него пальцем. Казалось, он уже всё прочел и тщательно изучил. Мягко попросил, если я не против, рассказать, что я делал в 44-м году.

  Думать мне надо было быстро. Я думал: 'Сохраняй хладнокровие, покажи, что ты - не цыпленок'. Я достал из кармана подготовленные документы со всеми необходимыми официальными печатями. Сказал лишь, что всегда был верен своему народу.

  Казалось, он счастлив, услышав такой ответ, он кивал, словно от меня не ожидал меньшего. Потом, столь же мягко, тонким голоском, спросил, знаю ли я кого-нибудь в Будапеште, кто служил в фашистской милиции 'Стрела и крест'.

  Я задохнулся от негодования. Что? Я? Знаю кого-то из фашистской милиции? Это такое полицейское формирование? Как на Диком Западе?

  Он понял, что я - не дурак, и начал меня успокаивать. Сказал, что прекрасно, больше он меня об этом спрашивать не будет, потому что понял, что вопрос о милиции для меня - слишком болезненный. Но ему по-прежнему хотелось знать, не знаю ли я кого-то в нашем прекрасном городе соборов, кто препровождал людей другой религии в Дунай на рассвете в конце зимы 44-го года. Женщин, детей, стариков?

  Он смотрел на меня так внимательно, словно в глаз вонзили спицу старушки-вязальщицы.

  Ну, тут я вспотел. Проглотил слюну и сказал ему прямо, что тогда я был в Зале и даже не знал точно, где находится Дунай. А потом тихо и скромно добавил, что да, слышал тогда о прискорбных эксцессах в Пеште.

  Услышав это, он открыл рот и посмотрел на меня, как близорукая курица, которая ищет зерно. Некоторое время он молчал, только моргнул несколько раз. Потом воспрял духом. Развеселился, словно девственница, которой пощекотали грудь.