А потом он начал говорить со мной так, словно он - умный ученик в школе для дураков. Тараторил, так что от зубов отскакивало. Сказал, что музыка, ночь и выпивка развязывают языки. Так что, играя на барабанах, я должен внимательно слушать. Он объяснял всё это очень терпеливо. Но на самом деле его речь звучала так, словно он отвечал урок в школе. Он объяснил мне, что ищет. Он прекрасно знал, как люди ведут себя в барах. Мне нужно будет следить за любыми пережитками старого мира, мира аристократии - за парнями, у которых есть сигареты и аппетит, чтобы утешаться алкоголем. Кроме того, я должен буду следить за людьми новой формации - за теми, кто притворялся коммунистами, на самом деле ими не являясь: эти свиньи торопились засунуть рыло в корыто, не теряя времени даром, нацепили новые значки. Он учил меня терпеливо, даже весело - так воспитатели в детском саду учат маленьких детей. Постоянно повторял, что сформировалось новое общество, и в нем есть люди любого сорта. Честные земледельцы, хитрые городские фланеры, высоколобые писатели - их много, 'прогрессивные' типы в очках в роговой оправе с трубкой во рту, которые сидят на заборе и поощряют истинных коммунистов в старом стиле, поощряют их закончить за них грязную работу, разрушить старый мир до основания и построить новый...А когда они избавятся от старого мира, земледельцы, тюрбанщики и люди в очках в роговой оправе будут тут как тут, весело помашут им рукой, скажут 'до свиданья' и 'хорошая работа', а потом добавят 'валите обратно за Урал'. Потом они снесут забор, после чего вежливо и хитро заберут всё ценное, что еще осталось в этой хорошенькой маленькой стране, и засунут в свои бездонные карманы. Но чтобы они смогли это сделать, сначала надо, чтобы коммунисты в старом стиле свалили обратно в Советский Союз, те, кто еще жив, во всяком случае - в смысле, после того, как Дядюшка Джо перестанет облапошивать товарищей, может быть, потому, что эти малыши вели себя не лучшим образом, не так, как им следовало себя вести, или, во всяком случае, не в соответствии с концепцией вождя, или просто потому, что эти дураки прогрызли путь к любви Отца Народов и начали работать на него. И пока старая гвардия щупает затылок, чтобы убедиться, что голова еще на месте, эти земледельцы от сохи, тюрбанщики и прочие 'прогрессивные' начинают утверждать, что есть другой, более аккуратный способ быть коммунистом, способ получше. Но у Партии другое мнение на этот счет - я заметил блеск в его глазах, когда он это произнес - потому что эти высоколобые образованцы, которые хотят учить массы научному марксизму, понятия не имеют, что массы их презирают и не верят ни единому их слову. Надо было пять лет гнить с ними в шахте, провести много времени в подполье, чтобы они вам поверили. Потом надо было выбраться из шахты и следующие пять лет провести на скамейке, вкручивая в нее винты, в руках - ножницы и ножовка, вы режете листы металла. Если после этого вам еще захочется говорить о марксизме-ленинизме, они могут вас послушать. Но люди, которые сидят на заборе и выкрикивают подбадривающие лозунги массам, веля им бороться, потому что придет время, когда они, прогрессисты, научат их более утонченным аспектам марксизма - ну, на них будут смотреть косо, это я тебе обещаю. Он сказал, что мне следует присматривать за людьми этого сорта, потому что именно они сейчас ходят в бары. По его тону было понятно, что он думает о тех, кто отчаянно жаждет засунуть рыло в корыто, не поработав в шахте или в трудовом лагере...он презирал их столь же сильно, как и аристократов. Он отлично знал все ответы, заученный урок.
Мое сердце колотилось очень быстро, быстрее, чем когда-либо бил я своими барабанными палочками, потому что я понимал: если он кого-то выбирал, делал всё для того, чтобы он не увильнул или не сбежал...хотя ему, наверное, нравилось наблюдать за их попытками. Я искал аварийный выход, но видел только стены и решетки на окнах. Когда он замолчал, чтобы перевести дух, я тихо попросил сказать прямо, чего он от меня хочет.