1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Юдит посмотрела на потолок и облокотилась на сервант, глаза ее оставались слегка стеклянными и испуганными, словно она смотрела в далекое прошлое.

  - Так что через три года, - сказала Юдит, теперь она говорила медленно и сбивчиво, - он со мной поговорил. Было Рождество. Мы были в гостиной. Он долго говорил. Очень волновался. Я просто слушала.

  - Да? - спросила я, сглотнув слюну.

  - Да, - ответила Юдит и тоже сглотнула слюну. - Он сказал, что знает, что это очень сложно. Он не хочет, чтобы я была его любовницей. Хочет, чтобы мы уехали вместе за границу, куда-нибудь в Италию, - лицо Юдит больше не было напряжено. Она улыбалась, глаза ее сияли так, словно она действительно понимает всё значение этого чудесного слова, словно это значит для нее всё, больше, чем кто-либо мог бы сказать или на что мог бы надеяться в жизни.

  Мы обе невольно посмотрели на туристический буклет с загнутыми краями, лежавший на столе - на море легкая зыбь, дети играют на песке...Вот насколько близко Италия.

  - И ты отказала?

  - Да, - ответила Юдит, помрачнев.

  - Почему?...

  - Просто, - отрезала она. А потом неуверенно добавила:

  - Я боялась.

  - Чего?...

  - Всего, - пожала плечами Юдит.

  - Потому что он был хозяином, а ты - служанкой?...

  - В том числе, - спокойно согласилась Юдит и посмотрела на меня почти с благодарностью, словно благодаря за то, что я произнесла это вместо нее, спасла ее от страданий. - Я всегда боялась. Но не только этого. Я чувствовала, что что-то не так. Он слишком был выше меня, - покачала головой Юдит.

  - Ты боялась хозяйку?

  - Ее?...Нет, - снова улыбнулась Юдит.

  Я видела, что она меня считает слегка глуповатой, совсем не разбирающейся в делах житейских, так что начала мне объяснять положение дел, словно ребенку.

  - Я ее не боялась, хоть она и знала.

  - Твоя хозяйка знала?...

  - Да.

  - Кто еще знал?...

  - Только она и ее друг, писатель.

  - Лазарь?

  - Да.

  - Он с тобой разговаривал об этом?...

  - Писатель? Да, я ходила в его квартиру.

  - Зачем?

  - Потому что он попросил. Муж вашей милости.

  Слово резало слух, насмешливое и безжалостное. Что мне сказано: 'Для меня он - 'он'. Вот как много я знаю. А для вас он просто муж'.

  - Ладно, - сказала я. - Иными словами, знали двое - моя свекровь и писатель. И что сказал писатель?

  Юдит снова пожала плечами.

  - Ничего не сказал, - ответила она. - Просто смотрел на меня и слушал.

  - Долго?

  - Довольно долго. Он..., - снова это протяжное 'он', - хотел со мной поговорить, рассмотреть повнимательнее. Убедить. Но ничего не сказал. В комнате было много книг. Все эти книги! Никогда так много книг не видела. Он не садился, просто прислонился к печке. Просто смотрел и курил. Смотрел на меня, пока не стемнело. Лишь тогда заговорил.

  - Что он сказал? - спросила я. Я четко их себе представляла - Лазаря и Юдит Альдосо, вот они молча стоят в комнате, темнеет, они без единого слова борются за душу моего мужа, а вокруг - 'все эти книги!'.

  - Ничего. Просто спросил, сколько у нас земли.

  - И сколько же?

  - Восемь акров.

  - Где?

  - В Зале.

  - И что он на это сказал?

  - Сказал: 'Этого мало. Четырем людям надо будет с этого жить'.

  - Да, - сказала я быстро и смущенно. Я в таких вещах не разбираюсь. Но даже я понимала, что этого мало.

  - А потом?

  - Он позвонил в колокольчик и сказал: 'Юдит Альдосо, можете идти'. Больше ничего. Но я уже знала, что ничего из этого не выйдет.

  - Потому что он был против?

  - Он и весь мир. И это - не единственная причина. Я тоже не хотела. Это была словно болезнь, - сказала Юдит и стукнула кулаком по столу. Я с трудом ее узнавала. Словно что-то у нее внутри взорвалось. Ее руки дрожали, словно от удара электрошока, словно ее залило потоком. Говорила она тихо, но словно кричала.

  - Всё это было - как болезнь...Я год ничего не ела, только пила чай. Но не подумайте, что я голодала из-за него, - быстро добавила она, прижав руку к сердцу.

  - Что это значит? - удивилась я. - Как это - голодать из-за кого-то?

  - Так когда-то давно делали в деревне, - ответила Юдит и опустила глаза, словно была не совсем вправе выдавать чужаку тайны племени. - Человек не говорит и отказывается есть, пока другой это не сделает.

  - Не сделает что?

  - То, что хочет от него другой человек.

  - И это работает?

  - Работает. Но это - грех.

  - Понятно, - сказала я, и Юдит поняла, что, что бы она теперь ни сказала, я буду думать, что она 'отказывалась есть' из-за моего мужа. - Но ты не совершила этот грех?

  - Нет-нет, - быстро ответила она и покачала головой, покраснев, как на исповеди. - Потому что я уже к тому времени ничего не хотела, потому что всё это было - словно болезнь. Я не могла спать, у меня появилась сыпь на лице и на бедрах. Меня долгое время трясло в лихорадке. Ее милость за мной ухаживала.

  - И что она сказала?

  - Ничего, - мечтательно вспоминала Юдит. - Она плакала. Но ничего не говорила. Когда у меня была лихорадка, она поила меня сладкой водой и лекарством с ложечки. Однажды она меня поцеловала, - сказала Юдит, взгляд ее смягчился, словно это стало самым чудесным событием в ее жизни.

  - Когда? - спросила я.

  - Когда молодой хозяин уехал...

  - Куда уехал?