Наклонись поближе. Только между нами, правда заключается в том, что моя мать приветствовала эту опасность. Она могла бояться, что я столкнусь с опасностью посерьезнее. Догадываешься, что это за опасность? Никаких догадок? Опасность одиночества, ужасающего одиночества, из которого состояла наша жизнь, жизнь отца и матери, одиночества всего этого триумфального, успешного, соблюдающего ритуалы класса, к которому мы принадлежали. В человеческом обществе происходит некий процесс, которого нужно бояться больше, он хуже всего...Это процесс отсечения нас друг от друга, когда мы становимся почти неотличимы от машин. Мы живем в соответствии с суровым домашним кодексом, работаем в соответствии с даже еще более суровым кодексом долга, нас окружает социальный порядок, основанный на всеобъемлющей строгости, создающий надлежащие формы развлечений, предпочтений и привязанностей, так что вся наша жизнь становится предсказуемой - мы знаем, когда одеваться, когда завтракать, когда идти на работу, заниматься любовью, развлекаться, осуществлять утонченное социальное взаимодействие. Порядок повсюду, безумный порядок. В тисках этого порядка жизнь замораживает нас, словно экспедицию, которая готовилась к долгому путешествию к тучным берегам, но оказалось, что и море, и берега скованы льдами, так что в итоге нет никакого плана, никаких желаний, только холод и неподвижность. А холод и неподвижность - определения смерти. Это - медленный и неотвратимый процесс. А в один прекрасный день жизнь семьи начинает кипеть, как бульон. Всё становится важным, каждая мельчайшая деталь, но они не видят целое и теряют связь с жизнью как таковой...Они так тщательно одеваются по утрам и вечерам, можно решить, что они готовятся к какой-то опасной церемонии вроде похорон или свадьбы, или к оглашению приговора. Они поддерживают социальные связи, приглашают гостей, но за всем этим маячит призрак одиночества. А пока в одиночестве остается ожидание или надежда, что-то, за что может держаться сердце и душа, жизнь выносима, можно продолжать жить...не хорошо, не так, как должны жить люди, но, по крайней мере, есть причина для того, чтобы запускать механизм жизни по утрам и позволять ему тикать до ночи.
Потому что надежда держится долго. Люди очень неохотно отказываются от надежды, смиряются с мыслью об одиночестве, смертельном, безнадежном одиночестве. Лишь очень немногие способы жить со знанием о том, что одиночеству нет конца. Люди продолжают надеяться, хватаются за разные вещи, ищут приют в отношениях, в которые не привносят подлинную страсть, в которые не могут погрузиться, так что пытаются отвлечься, дают себе искусственные задания, лихорадочно работают или путешествуют с огромными путеводителями, вкладывают деньги в большие дома, покупают любовь женщин, с которыми у них нет ничего общего, начинают коллекционировать декоративные веера, драгоценные камни или редких жуков. Но всё это ни в малейшей степени не помогает. И, делая всё это, они прекрасно знают, что всё это не помогает. Но всё равно продолжают надеяться. К тому времени они уже сами не имеют ни малейшего понятия, во что вложили свои надежды. Отлично знают, что больше денег, более полная коллекция жуков, новая любовница, интересный круг друзей, садовые вечеринки, более шикарные, чем у соседей - всё это не помогает...Именно поэтому, прежде всего, в океане страданий и смятения, они отчаянно жаждут порядка. Каждый миг бодрствования они проводят, приводя свою жизнь в порядок. Они постоянно 'принимают меры' - просматривают договор или посещают социальное мероприятие, или назначают эротическое свидание...Так что они не одиноки, ни секунды! Не замечают даже проблеск своего одиночества! Быстрые, всегда в компании. Выгуливают собак! Вешают гобелены! Покупают акции или антиквариат! Заводят новую любовницу! Быстрее, пока не столкнулся с одиночеством лицом к лицу.