2

отомстить всем своим обидчикам, ей остается сосредоточиться на этой троице. Женщина

взвизгнула еще раз, вдохновляя и ободряя себя. Вернулась в оазис — надо было теперь составить

план, и, не торопясь, отправиться по следам этой троицы. Спешить ей некуда, только глупцы

торопятся в пустыне. Песок ей поможет. За время, проведенное в Крогли, Симона научилась читать

127

12

любые следы, находить все и всех, кто или что прошло, пролетело или проползло перед ней, пусть

и давно.

Хирдманн провожал угасающим взглядом багровый синяк заката. Из уголка рта на песок

тянулась тонкая ниточка слюны, на щеку налипли песчинки. Конники, добравшись до него,

спешились, попинали для верности, удостоверились, что двинуться он не может. Наткнулись

случайно на невидимую стену, в последних лучах разглядели круговину, попятились в священном

ужасе и заспорили. О чем препирались — непонятно, хирдманн слышал их голоса неясно, словно в

уши налилась вода. Спорили достаточно долго. Темнота уже спустилась на пустыню и укрыла

пески. День сменила ночь, резко похолодало. Хирдманн почувствовал, как с теплом в песок

утекают последние крупицы его жизни, сознание мутилось — затылок до сих пор ломило от удара

о камень. Голоса конников то приближались, разрывая слух, как гром, то отдалялись, становясь

тише писка комара, что летает ночью над засыпающим, не кусает, но и спать не дает. Когда стало

совершенно темно — наступила ночь новолуний и черноту неба разбавлял лишь далекий свет

холодных звезд — ведьмина круговина осветилась. Каждый круг сиял своим собственным светом.

Яркие радостные цвета, лишь сердцевина казалась темным шевелящимся провалом. Зрачки

хирдманна расширились, он приготовился произнести слова прощания хотя бы мысленно,

предчувствуя последний миг... Но что-то странное творилось неподалеку от круговины, на самой

черте видимости, какое-то едва заметное шевеление. Всадники решили не спешить, разожгли

костер, который воин видел краем глаза, и готовились перекусить. Хирдманн напряг слух, пытаясь

определить, кто или что подползло к ним так близко, не всполошив тех, кто по праву считается

одними из лучших следопытов Зории. И заслышал женский шепот:

- Ползи, хирдманн, ползи в круговину.

Но ни ответить, ни двинуться не смог. Из темноты вновь раздался едва различимый шепот:

- Ладно, жди тогда. Не смей нас покидать! Я помогу!

Надежда, последняя спутница всех обреченных, согрела хирдманна лучше всякого костра. Он

попытался пошевелить хотя бы пальцами, но не удалось. Моргнул и решил покориться. Будь, что

будет. Шевеление в темноте возобновилось, но в другом месте, возле лошадей. Чуткие скакуны

забеспокоились, один из всадников отправился проверить, что происходит. И остался лежать рядом

с лошадьми, неподвижный, хотя и живой. Его окликнули. Тишина, лишь в костре потрескивают

едва слышно дрова. Лошади затихли. Хирдманны, что сидели возле костра, отступили за грань

видимости, пытаясь разглядеть, что происходит. Но глаза, так долго смотревшие на пламя, не могли

быстро адаптироваться к темноте. Поэтому имперские псы вскоре присоединились к своем

неподвижному товарищу. Янина взяла поводья, прошептав что-то стреноженным лошадям,

потянула их за собой.

128

12

- Пойдем, лошадки нам пригодятся. Твой друг не может шевелиться. И тебе придется дотащить его

до круговины. Сейчас, со мной, вас пропустят. Хирдманн пытался дотронуться до камней днем,

один и без ведьмы.

Вальд с трудом приподнял тяжелое неподвижное тело, несколько раз окликнул своего спутника:

- Эй! Дружище, ты, вообще, жив? Или не стоит тащить твою дохлую тушку с собой? - вгляделся в

неподвижные черты лица, и в глазах заметил лукавый отклик на свою шутку, - Я тебя уже который

раз на себе тащу. Если еще и с ложки кормить придется, так я самую маленькую возьму, чтобы ты

хоть весил поменьше. Раз тебе понравилось на мне ездить, так хоть не так тяжело будет, - Подтянул

тело товарища к синему кругу, взял руку, протянутую Яниной, и шагнул в круговину, таща

хирдманна за собой.

Глава 20.

Второй круг.

Вальд никогда не мог отчетливо восстановить воспоминания о том путешествии сквозь

круговины. Он помнил лишь яркие вспышки света, которые становились все ярче и ярче, пока не

затмили зрение и все вокруг не стало черным. Таким черным, что можно назвать этот цвет ярко-

черным. От этой черноты неумолимо ломило виски, слезились глаза, внешние звуки затихали,

словно астроном внезапно оглох. Руки-ноги отказывались слушаться, и лишь каким-то чудом он

смог держать хирдманна, который был все также неподвижен, за руку. Лошади стояли, понуро

опустив головы, по шкуре пробегала дрожь. Что чувствовала ведьма, Вальд не знал, да и не

спрашивал потом. Его так поразило увиденное, но оно было таким личным, что ли. Словно он