2

Но, оказывалось, Всемогущий — это не все, это вовсе не весь мир. Например, эти вот ребятишки.

Вейлин теперь знал про клан астрономов, узнал, какие они. Ребятишки эти, достойны друг друга и

достойны счастья и покоя. Но нет же, идут куда-то, ползут, оставляя на пройденных дорогах

лохмотья содранной собственной кожи и лужицы пролитой крови. Идут туда, где не был еще никто

из смертных Зории. Лишь потому, что один астроном пообещал другому, что придет на помощь. Ну

147

14

и потому, что жертва — это мать. Хирдманн не знал своей матери, и не знал, между детьми и

родителями могут существовать какие-то особые отношения. В жилище хирдманнов не было

разделения на сыновей и отцов. Все дети были общими и если кто-то был ленив или слаб — то

шпыняли его все.

Хирдманн решил быть с ребятишками до самого конца, его разбирало столь несвойственное

ранее любопытство — что за хронилища такие, и, узнав, что кроме Олафа, могут быть и иные

божества, очень хотелось бы встретиться с этими самыми божествами. Особенно с пресловутым

Хроном. Наслушавшись от син — Хрон то, Хрон се, Хрон всемогущ и велик, хирдманн хотел бы

помериться силами с ним, во славу Олафа, конечно. Хотя и память о самом Всемогущем Олафе

постепенно стиралась, иногда приходилось вспоминать, кто это и почему столь важно помнить об

этом...

Падение закончилось неожиданно. Хотя да, куда-то и когда упасть они были должны, но это

случилось как-то резко. Летели, летели, и бааах — уже валяются среди мешанины пепла, пыли и

каменных обломков. Лежат и обливаются потом от подступившей жары, которая сначала

показалась истинным блаженством — особенно при воспоминаниях о холоде и снеге Второго

круга, но через миг уже превратилась почти в нестерпимую пытку. Очень хотелось пить. Вальд

откашлялся, пытаясь заговорить — со всех сторон послышалось многоголосое эхо. Янина шикнула

на него, и отовсюду раздалось шиканье, постепенно стихающее, переходящее в шипение. Путники

затихли и долго лежали без движения, дожидаясь, пока наступит тишина. Но тишина не наступала,

шипение отдалилось, становясь едва слышным, а потом вернулось, превратившись в ритмичное

постукивание, словно где-то недалеко в горах кто-то бросал камешки: тук, тишина, потом словно

два камня полетело — тук, тук, снова тихо; а потом часто-часто — тук, тук, тук — целая горсть

камешков. Становилось все жарче, ни одного светила не было видно в блекло-сером небе. Парило,

как перед грозой, становилось уж совсем невмоготу лежать на острых горячих камнях среди

мелкой пыли, вызывающей неумолимое желание чихнуть. И наступил тот миг, когда пришлось

встать — дальнейшее лежание, казалось, приведет к каким-нибудь совсем уж необратимым

последствиям. Резко поднявшись, путники не учли последствий: ни полет сквозь багрово-черное

нечто, ни дальнейшее падение, ни долгое лежание — и чуть было снова не попадали в пыль.

Удержались, лишь вцепившись друг в друга. Перед глазами плыло, в глотках пересохло, ноги

дрожали, лишь руки, закостенев, исправно справлялись со своей задачей — держаться. Каменный

перестук, наконец, стих, и Янина одними губами прошептала: «Я иду первая, потом хирдманн,

потом Вальд — тихо-тихо, след в след». Пошагали, выбрались из каменного крошева. Огляделись

— окружающая местность была на редкость безрадостной. Каменистая пустыня, кое-где торчали

доживающие последние деньки чахлые кустики скрюченных неизвестных деревьев. Значит и вода

должна быть — только найти надо, да не побояться напиться.

148

14

Теплую одежду, которая теперь стала совершенно лишней, свернули потуже и, распределив

ношу, устало побрели дальше. Поднялся ветер, перенося тучи пыли. Завязали лица на манер

менгрелов, кочующих по пескам Крогли. ...О, Крогли! Ее пески вспоминались с режущей сердце

ностальгией — там хоть где-то была вода, которую можно пить, встречались, хоть и нечасто,

зоряне, среди которых находилось немало хороших людей, готовых помочь незнакомцам, по

голубому небу бродили родные Прим, Аастр, Кам, Вита, Пастырь, Вес и Торг. Здесь же сам воздух

казался чужим — сухим с резким запахом горечи. От усталости и переживаний силы быстро

иссякали и желание повернуть назад, вернуться в их родной Первый круг становилось совсем уж

нестерпимым. Вальд уж было собрался повернуть вспять, решив попытаться найти те круговины,

что возвращают назад, хотя бы во Второй круг, но Янина сердито едва слышно зашипела на него, а

хирдманн молча взял за руку, чуть повыше локтя. Так вроде нежно взял, но синяк потом сходил

долгонько... И Вальд остановился, не имел он никаких прав поворачивать назад. Он затащил их

сюда. И теперь в ответе за своих друзей. Да, это были настоящие друзья, приобретенные тяжкими

трудами, в нереальных испытаниях. Его желание вернуть мать оттуда, откуда никто из живущих не

возвращался, породило к жизни их дружбу, и он не вправе был поворачивать назад...