пылал на пустой почве, сил как раз и хватило. Янина попыталась сотворить что-то более
значительное — типа ужина или дичи на ужин. Но магии хватило лишь только на пламя, и за это
спасибо.
Стемнело. Путники, посовещавшись, решили дозор не выставлять. От кого стеречься? Случайно
сюда никто не забредет, а от того, кто здесь обитает, не поможет ни дозор, ни их объединенные
силы. Скоро багровая мгла стала вовсе непроглядной, слабенький огонек костра не мог отодвинуть
мрак и пора было укладываться спать. Заняться больше было нечем и вымотались за, так сказать,
день, изрядно. Пора и на боковую. Ночь прошла спокойно, путники спали, расположившись вокруг
огня, на всякий случай лишь привязали к рукам по веревке — если вдруг что-то начнет случаться с
154
15
любым из них, остальные почувствуют. На равнине воцарилась тишина. Когда забрезжил слабый
рассвет — там, где предполагалось взойти местному светилу подобие неба стало гораздо светлее
окружающей серости — к костру пожаловала какая-то местная тварь — шестиногая, ростом с
большую собаку, в центра лба — витой рог. Пожаловала, побродила вокруг, принюхиваясь. Но
покой уставших путников не нарушила. Постояла в оцепенении возле ведьмы, а потом также
неслышно, как появилась, исчезла в багровом мареве. Воздух на равнине начинал светлеть,
становилось прохладнее. Вальд приоткрыл глаза, потом поплотнее закутался в тряпку, что служила
одеялом, и уснул.
Глава 23.
Обитатели Третьего круга. Хронилища.
Когда Вальд вновь открыл глаза, он обнаружил, что несется вскачь на какой-то неведомой
зверюге, будучи крепко привязанным к шелковистой темно-серой шерсти, что произрастала на
спине животного. Красивая шерсть, только воняла так, аж слезу вышибало, и живности в той
шерсти, что мух над навозной кучей. Вальд какое-то время тупо смотрел, как деловито копошатся
темно-красные блохи, устраивая свои блошиные дела. Потом память обрушилась на него и
астроном начал оглядываться, пытаясь понять — где он, куда несутся эти звери, и здесь ли его
попутчики. И тут же получил ответ на все вопросы: несутся животины именно туда, откуда их
троица так спешила, убираясь подальше от поля с иллюзиями. Никого из его друзей-спутников в
обозримой близости нет, и где они — неизвестно. Вальд выругал себя так, что Хрону стало бы
стыдно, услышь он ЭТО. Самым мягким, что он себе позволил, было сравнение с оленями. И
вспомнив, как поравнялся было с вонючими донельзя неназванными животинами, отмечая свою
степень загрязнения — так это было оскорбление для тех животин. Потому как столько раз
попадать в одну и ту же лужу, это еще надо сильно стараться и ухитриться так. Смотри-ка, равнина,
смотри-ка, нет тут никого! А давайте-ка, не будем выставлять дозор, а давайте-ка, просохатим тут
все! Пусть всех нас похищают, привязывают к вонючим спинам и тащат куда хотят! Сколько раз его
или его спутников похищали с того самого злополучного момента, когда Хрон утащил его матушку
с празднования победы в Блангорре? Матушку... Во время своих странствий ее лицо начало
потихоньку стираться из памяти, становясь лишь целью пути... Ага, окончишь тут этот хронов
путь, если тебя все время тащат куда-то против желания! А все потому, что кто-то поленился
лишний часик бодрствовать! Устал он, видите ли! Вот теперь и нюхай блох!
Астроном еще долго занимался самоедством, пока не надоело. Потом слегка приподнялся
над блохастой шерстью и обнаружил, что утащили его уже гораздо дальше той злополучной
долины. Пригляделся к несущейся твари рядом — бррр, вот же бывают такие! Туловище — словно
большущий комок шерсти — размером с рослого зорянина. Из этой шерсти торчат мускулистые
155
15
ноги, покрытые короткой шерстью, длинная кожистая шея, вся усеянная бородавками, на длинной
вытянутой морде круглые ярко-желтые глаза, горящие безумием. Над этими изрядно выпученными
глазами, коих три, выросло по рогу, по бокам — витые, загнутые назад, а в центре — прямой, вверх
торчит. А вот ушей не видно. Может, в рогах они? Вальду подумалось, о чуши, лезущей
непрошеной в голову... Потом вспомнил Янину и Вейлина... А веревки! Как же их страховка? Они
же веревку протягивали! Повернул голову, едва не вывернув шею, попытался разглядеть, что же
творится с запястьем — ха! Все-таки безголовые они все, что хирдманн, что ведьма, и самый
орехоголовый олень — это он сам. Веревка была аккуратно разрезана, по всей видимости каким-то
очень острым лезвием. Да так, что никто из них и не встревожился. Оставалось лишь смириться с
текущим положением вещей и попытаться взремнуть, пока ситуация не прояснится. Хотя спать с
пустым животом и полным мочевым пузырем — то еще удовольствие. Но мерное покачивание и
неподвиженность сделали свое дело. И Вальд задремал.
Приснилось ему зеленое поле, огороженное как на выпасах. И дерево, растущее на самом