24/7. Поздний капитализм и цели сна

Философ Бернар Стиглер много писал о последствиях того, что он видит как гомогенизацию перцептивного опыта в современной культуре[16]. В особенности его тревожит глобальное распространение массово производимых «темпоральных объектов», в которые он включает фильмы, телепрограммы, популярную музыку и видеоклипы. В том, что касается роста влияния индустриальных аудиовизуальных продуктов, решающим поворотным моментом Стиглер называет широкое использование интернета с середины 1990-х (за ключевую дату он берет 1992 год). Он считает, что за последние два десятилетия эти продукты привели к «массовой синхронизации» сознания и памяти. Стандартизация опыта в таких больших масштабах, утверждает он, влечет за собой утрату субъективной идентичности и сингулярности; это также приводит к катастрофическому исчезновению участия индивида и его творческой энергии в создании символов, которыми мы все обмениваемся и которые разделяем. Его концепция синхронизации радикально отличается от того, что я ранее называл разделяемыми темпоральностями, в которых совместное присутствие различий и инаковости могло быть основой для появления временных сообществ или общин. Стиглер приходит к выводу, что происходит постоянное разрушение «примордиального нарциссизма», необходимого, чтобы человек мог заботиться о себе или других, и указывает на многочисленные эпизоды массовых убийств/самоубийств как зловещие последствия этой широко распространенной психологической и экзистенциальной аномалии[17]. Он настоятельно призывает к созданию контрпродуктов, которые могли бы вернуть сингулярность в культурный опыт и каким-то образом отделить желание от императивов потребления.

Работы Стиглера — проявление более широкого отхода от довольно оптимистичных представлений середины 1990-х годов о связи между глобализацией и новыми информационными технологиями. Тогда многие предсказывали открытие мультикультурного мира местных рациональностей, многополярного плюрализма диаспор, основанных на электронной публичной сфере. По мнению Стиглера, надежды на такое развитие событий основывались на непонимании того, что движет многими процессами глобализации. Для него 1990-е открыли гипериндустриальную, а не постиндустриальную эру, когда логика массового производства нашла неожиданную поддержку в виде технологий, беспрецедентным образом сочетающих в планетарном масштабе производство, дистрибуцию и субъективацию.

Хотя аргументы Стиглера по большей части убедительны, я считаю, что проблема темпоральных объектов вторична по отношению к более широкой системной колонизации индивидуального опыта, о которой я веду речь. Самое главное сегодня не то, что внимание захватывает определенный объект — фильм, телепрограмму или музыкальное произведение, массовая рецепция которого, кажется, является основной заботой Стиглера, а то, что внимание превращается в навязчивую последовательность процессов и реакций, всегда пересекающихся с актами смотрения или слушания. Разделение, изоляцию и нейтрализацию индивидов увековечивает не столько однородность медиапродуктов, сколько более широкая и принудительная среда, в рамках которой потребляются эти и многие другие элементы. Визуальный и звуковой «контент» чаще всего является эфемерным, легко заменяемым материалом, который, помимо своего товарного статуса, циркулирует, чтобы сделать привычным и правильным постепенное подчинение индивида нуждам капитализма XXI века. Стиглер склонен характеризовать аудиовизуальные медиа в терминах относительно пассивной модели восприятия, в некоторых отношениях заимствованной из феномена телевизионного вещания. Один из его ярких примеров — финальный матч чемпионата мира по футболу, когда миллиарды людей одновременно видят по телевизору буквально одну и ту же картинку. Но такое понимание рецепции игнорирует статус текущих медиапродуктов как ресурсов, которыми нужно активно управлять, манипулировать и делиться, которые следует оценивать, архивировать, рекомендовать и за которыми необходимо следить. Любой акт просмотра содержит варианты одновременных с ним и прерывающих его действий, выбора и обратной связи. Представление о длительных промежутках времени, когда потребитель выступает исключительно в качестве зрителя, устарело. Это время слишком ценно, чтобы не пустить его в ход, наполнив множеством соблазнов и опций, максимизирующих возможности монетизации и позволяющих непрерывно накапливать информацию о пользователе.