В какой-то момент Альваренга инстинктивно уловил изменения в плеске волн. Когда ветра проносились над океаном, он вдыхал и чувствовал приятный освежающий запах грозы, а в один прекрасный день снова зарядили дожди. Рыбак восполнил запас воды в контейнерах, а вскоре вокруг появились свидетельства новой экосистемы. Несколько дней подряд Альваренга двигался среди веток и растительных остатков, устилающих поверхность океана толстым слоем. Снова прилетели птицы. Они садились на лодку все чаще и были крупнее, чем когда-либо. Альваренга восхищался красивой грудью и ногами этих созданий. А вот его охотничьи умения были сильно подорваны усталостью. Теперь ему требовалось немало времени на поимку птицы, но в конечном счете он снова стал ловить больше, чем было достаточно для дневного обеда. Его птичник снова стал наполняться пернатыми питомцами.
Моряки, проплывавшие через лошадиные широты (мало кто задерживается там хотя бы на день дольше без крайней необходимости), говорят, что погода там капризная, нестабильная и непредсказуемая, и такие внешние условия не могли не отразиться на ухудшающемся психическом состоянии Альваренги. Его хваленая рациональность, его молитвы и неиссякаемая находчивость уже не помогали. Он устал от мыслей о том, что находится в ловушке в маленькой лодке, дрейфующей в океане от полнолуния к полнолунию. «Похоже, мне стало не хватать питательных веществ, — предполагает Альваренга. — ХОТЕЛОСЬ ПРОСТО ЗАБРАТЬСЯ В УГОЛ ЛОДКИ И СИДЕТЬ ТАМ БЕЗ ДВИЖЕНИЯ. У МЕНЯ БЫЛО ВСЕ МЕНЬШЕ ЖЕЛАНИЯ ВСТАВАТЬ С МЕСТА. МАЛО-ПОМАЛУ Я ТЕРЯЛ СИЛЫ. И ТУТ Я ОСОЗНАЛ, ЧТО ИМЕННО ТАК И УМИРАЮТ ЛЮДИ
».У Альваренги не осталось сил, чтобы жаловаться, беспокоиться или злиться. Он погрузился в мир безнадежной усталости. Забившись в свой кофр для рыбы, он сидел там, истекая потом, как будто только что пробежал марафон. «Я таю?» — спрашивал он себя. Альваренга не мог выйти на солнце дольше, чем на десять минут, так как мгновенно обгорал до волдырей. Ветеран мореходного дела Айвен Макфадаен, неоднократно пересекавший полосу штилей Тихого океана, говорит: «Жара и солнце сводили меня с ума каждый день, чтоб их… Я прятался от солнца. Погода была знойная и влажная. Просто ужасно, когда нет ветра. Даже в лодке с полным оснащением, водой и продуктами было сложно находиться в таких условиях. И к тому же не нужно забывать, что мы старались пересечь пояс лошадиных широт по прямой, чтобы выйти из района штилей как можно скорее. Но чтобы дрейфовать по нему неделями? Находиться там в свободном плавании? Я не могу вообразить себе ничего более ужасного».
Сидя в ящике, Альваренга топал ногами по палубе. Эхо пробуждало его к действительности, напоминая разуму, что он все еще был здесь и сейчас. Но его ноги были слабы, в лодыжках словно разболтался шарнирный сустав. У него было мало сил, и он едва стоял. Даже ходить было трудно. «Я не испытывал физической боли, но, несмотря на это, кричал. Я кричал во всех четырех направлениях. Я хотел выбраться отсюда. “Слушайте меня! — кричал я. — Кто-нибудь, принесите мне еду! Дайте мне воды! Я знаю, что вы меня слышите!” И тогда я подумал, а уж не схожу ли я с ума? А потом упал замертво».
Выходя из ящика на свет божий на десять минут в день, Альваренга установил новый ритуал: он плескал в лицо водой, омывал тело и наслаждался прохладой, когда влага стекала вниз по торсу и ногам. Оглядывание горизонта превратилось в привычку: так смотрят в обе стороны дороги, когда переходят улицу и знакомятся с окрестностями. Когда океан был спокоен, видимость была 20 миль, но с таким же успехом она бы могла быть и 100, и 1000 миль. Все равно вокруг не было ничего. Только вода и небо во всех трех измерениях.
Мимо по течению проплывал свежий мусор, и лодку Альваренги увлекало в этот поток. Он осматривал хлам взглядом ценителя и был особенно заинтригован пластиковыми бутылками, на дне которых плескалось немного жидкости кофейного цвета — остаток какого-то напитка, похожего на воду, смешанную с опилками и землей. Жидкость пахла молотым перцем, и любопытство Альваренги пересилило опасения. Он отвернул крышку и отхлебнул остатки того, что выглядело перемолотыми стружками какого-то растения. Его язык и рот тотчас онемели, а сам он вдруг ощутил прилив бодрости. Он и понятия не имел, что это было и откуда приплыло, но больше не колебался и выпил таинственный бодрящий напиток до последней капли. Позднее он ужаснулся, когда узнал, что за жидкость находилась в выловленных из моря бутылках, которую он с таким наслаждением глотал.