451 градус по Фаренгейту

Before the bus had run another fifty yards on the highway, its destination would be meaningless, and its point of departure changed from metropolis to junkyard.	Не успеет автобус пройти еще пятидесяти ярдов по дороге, как место его назначения перестанет существовать, а место отправления из огромной столицы превратится в гигантскую кучу мусора.
And Mildred . . .	А Милдред?..
Get out, run!	Беги, беги!
He saw her in her hotel room somewhere now in the halfsecond remaining with the bombs a yard, a foot, an inch from her building.	В какую-то долю секунды, пока бомбы еще висели в воздухе, на расстоянии ярда, фута, дюйма от крыши отеля, в одной из комнат он увидел Милдред.
He saw her leaning toward the great shimmering walls of colour and motion where the family talked and talked and talked to her, where the family prattled and chatted and said her name and smiled at her and said nothing of the bomb that was an inch, now a half-inch, now a quarter-inch from the top of the hotel. Leaning into the wall as if all of the hunger of looking would find the secret of her sleepless unease there.	Он видел, как, подавшись вперед, она всматривалась в мерцающие стены, с которых не умолкая говорили с ней "родственники". Они тараторили и болтали, называли ее по имени, улыбались ей, но ничего не говорили о бомбе, которая повисла над ее головой,- вот уже только полдюйма, вот уже только четверть дюйма отделяют смертоносный снаряд от крыши отеля.
Mildred, leaning anxiously, nervously, as if to plunge, drop, fall into that swarming immensity of colour to drown in its bright happiness.	Милдред впилась взглядом в стены, словно там была разгадка ее тревожных бессонных ночей. Она жадно тянулась к ним, словно хотела броситься в этот водоворот красок и движения, нырнуть в него, окунуться, утонуть в его призрачном веселье.
The first bomb struck.	Упала первая бомба.
"Mildred! " Perhaps, who would ever know? Perhaps the great broadcasting stations with their beams of colour and light and talk and chatter went first into oblivion.	- Милдред! Быть может - но узнает ли кто об этом? - быть может, огромные радио- и телевизионные станции с их бездной красок, света и пустой болтовни первыми исчезли с лица земли?
Montag, falling flat, going down, saw or felt, or imagined he saw or felt the walls go dark in Millie's face, heard her screaming, because in the millionth part of time left, she saw her own face reflected there, in a mirror instead of a crystal ball, and it was such a wildly empty face, all by itself in the room, touching nothing, starved and eating of itself, that at last she recognized it as her own and looked quickly up at the ceiling as it and the entire structure of the hotel blasted down upon her, carrying her with a million pounds of brick, metal, plaster, and wood, to meet other people in the hives below, all on their quick way down to the cellar where the explosion rid itself of them in its own unreasonable way.	Монтэг, бросившийся плашмя на землю, увидел, почувствовал - или ему почудилось, что он видит, чувствует,- как в комнате Милдред вдруг погасли стены, как они из волшебной призмы превратились в простое зеркало, он услышал крик Милдред, ибо в миллионную долю той секунды, что ей осталось жить, она увидела на стенах свое лицо, лицо, ужасающее своей пустотой, одно в пустой комнате, пожирающее глазами самое себя. Она поняла наконец, что это ее собственное лицо, что это она сама, и быстро взглянула на потолок, и в тот же миг все здание отеля обрушилось на нее и вместе с сотнями тонн кирпича, металла, штукатурки, дерева увлекло ее вниз, на головы других людей, а потом все ниже и ниже по этажам, до самого подвала, и там, внизу, мощный взрыв бессмысленно и нелепо по кончил с ними раз и навсегда.
I remember.	- Вспомнил!