494507

за веком век вы лезете из кожи

в попытках достучаться до небес,

труду, заботам о насущном хлебе

предпочитая призрачных химер,

с мечтами о не ставшем близким небе

круша давно наскучивший вольер.

Мой славный, одинокий Человече!..

Ты тянешься к незримому отцу…

Прости. Пойми. Я… не готов ко встрече –

мне страшно встать с тобой лицом к лицу.

Ген Каина

Сын Каина, взбирайся к небу

И Господа оттуда сбрось.

Шарль Бодлер

Проклят, одинок и неприкаян,

мучим нескончаемой тоской,

по ночным дорогам бродит Каин,

тщась вернуть утраченный покой.

И, клеймо скрывая, как проказу,

одичало прячется во тьму,

как заклятье, повторяя фразу:

«Я не сторож брату моему!»

Суждено блуждать ему, доколе

не найдёт приют в чужом краю,

где построит дом, засеет поле

и взрастит немалую семью.

Ждать недолго жатвы. Грянет время –

мерить правоту длиной ножа –

вот тогда-то каиново семя

принесёт обильный урожай.

Рухнут вековечные каноны

под напором яростной волны

в день, когда на мировые троны

вознесутся Каина сыны.

Nova

Круша вековые основы,

ломая орбит постоянство,

ярчайшая вспышка сверхновой

звезды озарила Пространство.

И волны слепящего света

несли гибель древним народам

далёкой цветущей планеты.

Вскипали могучие воды,

крошились и плавились камни

под испепеляющим взором.

А импульс всесильным воззваньем

летел по вселенским просторам,

сжигая былое, как ветошь,

и реинсталлируя Время, –

чтоб вспыхнул божественный Светоч

в окутанном мглой Вифлееме.

Утренние аллегории. Взгляд первый

Стара как мир и, как заря, млада –

Всех величайших тайн немой хранитель –

Седая одинокая звезда

Льёт тусклый свет на сонную обитель.

Ни шороха. Всё замерло внутри

И чуда ждёт... Грядёт! Грядёт Спаситель!..

Вдруг – шёпот пробежал в листве: «Гори!!!»

И вот – выходит огненное Чадо

Из чрева Богородицы-Зари.

И мир ликует – всё рожденью радо!

Дубы-волхвы простёрли ввысь персты.

Торопит ветер облачное стадо.

Отметины божественной пяты –

Вслед за лучом, над травами скользящим,

Распахивают венчики цветы.

Разбужена теплом животворящим,

Жизнь встрепенулась: кружит, как циклон,

Снуёт, кипит и бьёт ключом звенящим!

Весь мир спешит – к Младенцу на поклон!..

И грянул гром!..

Лифостротон – каменный помост римского прокуратора.

Уроборос – древний символ, изображение змеи, поедающей свой хвост.

Спустилась ночь на Гефсиманский сад и город, знавший яростные битвы, огонь и кровь бесчисленных осад, но не слыхавший искренней молитвы...

Сомненья рвали душу в лоскуты. Слова слетали с губ, ища ответа.

Отец! Пусть будет так, как хочешь Ты! И всё ж молю – да минет чаша эта!

Ершалаим гасил свои огни... Тринадцатый день месяца нисана – назавтра, в полдень, возопят «Распни!» ещё недавно певшие «Осанна!»

Внизу в долине рокотал Кедрон. С щеки текла слеза (иль капля пота?) И отсвет факелов дрожал тавром в расширенных зрачках Искариота.

Но «Радуйся!» – промолвили уста, хотя глаза кричали: «Уничтожу!» И обжигающ, как удар хлыста, поспешный поцелуй ошпарил кожу.

Апостолы схватились за мечи, но всё же удалось избегнуть сечи. Ученики рассеялись в ночи, тем подтвердив слова застольной речи...

...Костёр пылал в стенах хананова двора, и челядь спорила о малом и великом, а за оградой разносился вой Петра, поверженного петушиным криком.

Синедрион вершил свой скорый суд, не оставляя никакой надежды, перевирая Тору и Талмуд и раздирая напоказ одежды.

Претория гудела, как притон. Толпа бурлила, бушевали страсти. Что истина?.. Высок лифостротон, но человек на нём – лишь символ власти!

Венец терновый – брат лаврового венка, и багряница – царской мантии подруга. Никто не в силах знать наверняка: не суждено ли им сменить друг друга?

Толпа бывает предсказуемой – за плату. Народный глас ревел: «Спаси Варавву!» Вода ржавела от холёных рук Пилата, предвосхищая страшную расправу...

Боль жертвы и усердность палача – едины, словно стороны монеты. И плеть хлестала – по нагим плечам, хмелея кровью Нового Завета.

Что жизнь – во имя целого народа? Порочный круг сплелся – в уробороса. И ноги, что легко прошли по водам, едва шагают.

Via Dolorosa! Путь Плача, помнишь ли ты всех, кто, волочась, шёл здесь, согнув под скорбной ношей спину?

  Увы, Симон, в недобрый день и час ты повстречался Человеческому Сыну...

Последний шаг. И цель уже близка... Доска со стоном принимала плоть металла, покорна грубой силе молотка, и кровь на руки палачам хлестала.

Час в радости – как миг. Иная грань – минута муки длится дольше часа. Как уксус, воздух обжигал гортань. Ещё глоток – и опустеет чаша! Светилом, раскалённым добела, застыла в небе солнца колесница.

Но вдруг – в мгновенье – мгла обволокла иссушенные земли плащаницей.

Пространство вспышкой света озарилось!

За миг до судьбоносной катастрофы я, глядя в небо, прошептал: «Свершилось!»

И грянул гром над лысиной Голгофы!..

Задушевная беседа у костра

Рассвет. Усталый диалог двух правых истин...

– Ужели я тебе, мой Бог, так ненавистен?

– Покайся и склони главу!

– Потом – колени?..

...Кошмар, оживший наяву.

Помост. Ступени...