60 дней по пятидесятой параллели

Остановиться бы да разрыть курган повыше. Но у нас нет разрешения на археологические раскопки. Только фантазия не дает покоя… Мерещится рыцарь в византийских доспехах, пестрые шатры, кочевые кибитки, черноокая красавица — дикая, как степной ветер, чудится конский топот…

— Чу! Смотрите, что это?!

На перерез машине, в пыльном облаке, скачут конники лавиной. Не хватает лишь блеска копий да звона кольчуг и мечей.

— Антилопы! Целый табун сайгаков!

Их тут не менее тысячи. Тесными рядами несутся они по степи, обгоняя машину.

Приготавливаем фотоаппараты. Сайгаки мчатся, пригнув головы, резво подскакивая, словно играя. Что-то озорное есть в их беге. Обгоняем табун. Сбившись в плотную кучу, антилопы растерянно кружат на месте. Они похожи сейчас на стадо северных оленей, застигнутое в тундре тучами комаров.

Въезжаем в гущу сайгаков, в упор щелкаем фотоаппаратами.

— Ну и кадры! Получатся ли, не подведут ли пленки?!

Табун раскручивается, как пружина. Вожаки уводят антилоп в степь, в сторону от дороги. Преследовать антилоп дальше не решаемся. Можно загнать животных и погубить машину. Бывали случаи, когда браконьеры окружали многотысячный табун на легковых машинах. Стесненному стаду некуда было бежать, и обезумевшие сайгаки устремлялись грозной лавиной через ближайшее препятствие. Тысячи копыт молотили, пробивали крышу, багажник, капот, оставляя словно изрешеченный картечью изувеченный автомобиль.

Возвращаемся на дорогу, отпустив табун с миром. Степь преображается. Без конца тянутся большие выкошенные лиманы. Повсюду скирды и скирды сена. Скошенные травы выгорели, и лиманы кажутся стерней бескрайних, низко срезанных пшеничных полей. Среди желтизны ярко зеленеют камышовые озера. Воды в них не видно — сплошные зеленые заросли. Малахитовым узором украшают они широкое понижение Балыктинских разливов.

Зарастающих озер здесь множество. Иногда они соединяются ложбинами тростниковых зарослей в сложные системы. Иные озера, внезапно расширяясь, занимают полгоризонта сплошными тростниковыми плавнями.

Над тростниками взмывают стаи уток, кружатся чайки, парят степные орлы, пролетают кулики и чибисы. У края тростников вышагивают дымчато-серые журавли. Останавливаемся перед высокой стеной тростников в два человеческих роста. Где-то близко слышится громкое кряканье уток, гоготанье гусей, плеск воды.

К воде не подберешься — кругом плотная стена прибрежной растительности и топкий глинистый грунт усыхающего озера. Проваливаясь в черную грязь выше колен, раздвигаем тонкие высокие стебли. В глубине открывается лабиринт глухих зарастающих озерных проток. Мы словно перенеслись далеко на юг — в дельту Астраханского заповедника…

Разливы действительно напоминают дельту крупной реки, но дельту умершую. Протоки ее высохли и распались на системы вытянутых озер и ложбин. Севернее Балыктинские разливы сообщаются с огромной лиманной низменностью Чижинских и Дюринских разливов. Вместе они занимают почти всю степь между Большим Узенем и Уралом. Южнее Балыктинские разливы переходят в низину Камыш-Самарских озер, связанную едва заметной лощиной с древней дельтой Урала. В прошлом, когда климат был менее засушливым, Узени через Камыш-Самарские озера соединялись с Уралом, а в разливах текла речка. Теперь от разветвленной речной системы остались лишь пересыхающие русла Узеней, сухие ложбины да системы лиманов, сложным узором изрезывающие степь.

Оглядываем повеселевшую равнину, удивляемся чудесам природы. И тут степь рассекают лиманы, целые их системы!

— Что если приспособить для дела огромную воронку разливов? Продолжить Волго-Узенский канал дальше на восток, подать волжскую воду на точки, командующие разливами, зарегулировать речки и балки, спадающие с Общего Сырта, превратить естественные ложбины в экономную водораспределительную сеть и пускать по ней в сухие годы воду, необходимую для пышного роста трав и других кормовых культур в огромных лиманах.

Велика полезная их площадь. Устойчивые урожаи зеленых кормов соберет человек в автоматизированной воронке независимо от прихотей погоды в центре перспективнейших животноводческих районов Западного Казахстана.

Проезжая Балыктинские лиманы, мы не думали, что встретим вскоре людей, решающих проблему обводнения разливов.

Внезапно дорога разошлась веером степных, одинаково накатанных проселков. Они уходят к сенокосам. Едем наобум. Нужно попасть к какой-то Аккус, а мы плутаем и плутаем в сетке новых и новых путей. Разливы окончились. Опять пошла выжженная засоленная степь.

Жарко, губы сохнут, хочется пить.

— Наконец-то жилье!

Подъезжаем к одинокой мазанке. На плоской крыше — радиомачта с антенной. Дверь плотно закрыта. Сигналим.

На пороге появляется розовощекий старик в нижнем белье, за ним выглядывает сморщенная старушка, глаза любопытные: что за люди, может есть какой жусан хабар?[1]

— Салям! Здравствуйте… Айран бар?

— Бар, бар, — заулыбались старики.