Единственное, что Мишаню беспокоило с фирмой – южное руководство. О тамошних нравах он читал в Интернете, представлял себе среднестатистический быт дагестанца в русле фильмов про нашествие татаро-монгольского ига, поэтому шефов опасался и старался лишний раз не встречать в коридорах. Хватало и того, что в отделе к нему относились нормально, без постоянных шуточек. На этаже вообще жизнь била ключом, и Мишане казалось, что для своего возраста он нашел идеальную работу. Наскрести бы в «Портфолио» побольше годного материала, а там можно и в нормальное агентство. Туда, где начальство уже слезло с веток и умеет пользоваться колесами.
Несколько раз Мишаня даже попытался пошутить про солнечный Дагестан, но его осадили коллеги. Шутка была хорошей, Мишаня придумал ее в метро по дороге в офис. Там было про баклажанового цвета седан, про красивых женщин и не в меру горячих мужчин. Увы, шутке не суждено было прозвучать в стенах офиса, поэтому он слил ее в Интернет и долго корпел над «лайками». Набежала тьма, растащили по пабликам, а Мишаня сидел гордый и знал, что сам придумал.
Всё это и ещё много других красочных воспоминаний пронеслось мимо него, пока он сидел в кресле и ждал загрузки системы.
– Чего кислый?
Напротив, оседлав стул для посетителей, уселся Никола. Приехав из далекого Владивостока, Никола испугал всех килограммом красной икры, а потом попросился на вписку. Кроме килограмма икры у Николы из Владивостока с собой были только трусы на смену и камера. Снимал он на допотопный «Никон», и в обычные дни они с Мишаней могли часами препираться о том, чья машинка мощнее. Сейчас Никола смотрел сочувственно и без тени превосходства, из-за чего Мишане стало еще противней. До того, мол, докатился, что даже враги сочувствие проявляют.
– Да, так, дома не очень, – выдавил он.
Чтоб не смотреть в глаза Николе, сделал вид, что копается в сумке, обнаружил там кружку с надписью «твАрец», достал и поставил рядом с клавиатурой.
– Ты сюда переехать, что ли, решил? – усмехнулся Никола. Мишаня просверлил его суровым взглядом, мысленно повторяя мантру «Не реветь!», и выдал дежурную сказочку про поход с друзьями.
– Да ладно тебе, я же пошутил, – подмигнул Никола.
Слез со стула, пошел на свое место, оставив Мишаню сидеть и думать. Поди пойми, догадался он или нет?
День тек по-пятничному вяло. К обеду все уже хотели домой, а те, кто не хотел, собирались на выезд. Мишаня рад был бы срочному заданию, но на вечер пятницы чаще отправляли более опытных, а ему осталось только править прыщи на предыдущей свадьбе. К четырем часам, замаринованный вчерашним скандалом, ночной тревогой и утренней встряской, он с трудом подбирал оттенки, и когда начальница отдела, вездесущая Светочка, заглянула ему за плечо, услышал сдавленное: «Мда».
В шесть стали расходиться. Мишаня тянул резину, даже сходил помыл кружку. Потом уселся, оценил проделанную работу и решил, что надо помыть еще. Запустил проверку вирусов. Проверил все фотографии по свадебному отчету дважды. Сходил и вымыл кружку еще раз.
Наконец, Света не выдержала:
– Ты домой пойдешь вообще?
Мишаня заметил, что не только ему хочется быть последним. Света пилила его суровым взглядом. Сказать было нечего, сделать – тоже. Он схватил сумку, перекинув пуховик поудобнее, взял «Кенни» и вышел в коридор. Огляделся – никого? – и побрел к туалету.
В знакомой кабинке никого не было. Он разложил там вещи, сходил умыться, потом закрылся, устроившись поудобней, и достал мобильник. Не то чтобы у него была привычка постоянно залипать в игрушках, но других дел в туалете не намечалось. Пришлось, правда, выключить звук, а в остальном первый час прошел с большим комфортом.
Второй оказался сущим кошмаром, потому что Мишане отчаянно захотелось есть. Голодных лет на его семью не выпало, он привык по расписанию получать рацион, и теперь, оттаяв от перенесенного за сутки стресса, жаждал здоровенный шмат мяса и чего-нибудь на закуску, желательно жирного и с буханкой хлеба в придачу. В кармане все еще было полторы сотни, но он понимал, что в столовой (даже если она еще открыта, что вряд ли) на такие деньги получится купить только полтора бутерброда.
– Капец, – пробормотал он, выключая игру.
– А, вот ты где! – раздался из-за двери радостный возглас Камала Гаджиевича.
«Капец», – мысленно повторил про себя Мишаня.
– Выходи, давай, с вещами. Отведу вниз, покормлю хоть.
Тон у Камала Гаджиевича был вроде бы безобидным, но из-за характерного дагестанского акцента все равно звучал как приказ к началу военных действий. Мишаня осторожно щелкнул шпингалетом и высунул нос из кабинки. Камал Гаджиевич стоял возле входа, скрестив руки на груди, и строго смотрел прямо ему в глаза. Мишаня залез обратно, собрал вещи и вылез целиком. Весь. Сдаваться с потрохами.
– Давай-давай, голодный, небось.
По дороге Камал Гаджиевич очень немногословно и доходчиво изложил Мишане свои соображения по поводу сложившейся ситуации:
– С семьей что-нибудь. Выгнали. На улице первый раз. Решил в туалете перекантоваться. Не ел ничего.