621516

Забавно было смотреть на смущение человека, способного вопросом «который час?» довести случайного прохожего до сердечного приступа.

– Приду, скажу: «Мама, помнишь, один дядя нас поссорил? Так вот, мама, я с ним сплю».

Выражение лица Камала можно было расшифровать только фразой: «Честно-честно?!». Напоследок Михаилу пришло забавно сравнение: люди в крепости открыли ворота и встречают захватчиков хлебом-солью, а те разинули рты и ходят-спрашивают, мол, нет ли подвоха.

– Пойдем.

Он отвел Камала в комнату, которую мог с огромной натяжкой, но все-таки назвать «своей». Во всяком случае, в ней он хоть немного ориентировался. Камал шел спокойно, но его уверенность и темперамент куда-то скрылись. В этой трогательной открытости Михаил нашел кусочек пазла, который мысленно назвал «шрамом» на чужом совершенстве.

К двадцати годам опыта в постели у Михаила было немного, но по чужому поведению он понял, что даже этот опыт – гораздо больше, чем ничего. В другой ситуации, при других словах, с другой предысторией он мог бы решить, что все это подстроено. Но в «подстроенность» Михаил все еще не верил, потому что есть вещи, которые спланировать можно, а есть те, которые планировать не хочется. Можно было проверить честность Камала движением ладони вдоль спины, которая дрожала от прикосновения, как тонкий лист бумаги.

– Я никому не скажу, – попытался успокоить его Михаил.

– Это не важно, – Камал покачал головой. – Главное, что я знаю.

В фантазии вчерашнего вечера, которая заняла от силы пару секунд, Камал набрасывался на беззащитного гостя и делал с ним всевозможные вещи из порно-роликов, которые в большом многообразии валялись в закладках браузера Михаила. Реальный Камал осторожно прикасался к чужому телу и словно не мог поверить в реальность происходящего.

– Эй, варвар-завоеватель, давай уже, решайся, – полушутя прошептал Михаил. Камал рассмеялся, и это было первым успехом наступившей ночи.

Вторым оказалось то, что хоть Камал и вел себя неуверенно, что нужно делать он знал наверняка, поэтому оставалось только убедить его в том, что за ними не подсматривает священник. Или кто там у них, в Дагестане? Джигит? Есаул?

Ближе к утру Камал разучился быть нежным, и перед сном Михаил прошептал что-то в духе:

– Почти по сценарию.

Днем, когда они проснулись, Камал припомнил это первым делом:

– Что значит «по сценарию»? – тон его был беспокойным и нетерпеливым.

Михаил рассказал, что в пятницу вечером, когда жизнь была еще не такой прекрасной, как днем в воскресенье, ему примерещилась фантазия, в которой Камал играл главную роль. Не показывая радости, хозяин дома зашагал в душ, откуда не донеслось ни звука, но Михаил был уверен, что Камал сказал что-нибудь в духе «йес», только на дагестанский манер.

Завтрак они готовили отдельно, потому что, несмотря на жаркие объятья ночью, Камал не изменил своего мнения по поводу яичницы болтуньи.

– А дальше? – спросил Михаил, допивая свой «неправильный» чай.

– Как хочешь, – уверенность постепенно перетекала обратно в Камала.

– Я не поеду пасти овец в юрте.

– Эй, дагарой, зачем обежаишь авэц?! – коверкая слова, возмутился Камал. – Пятнадцать лет живу в столице, какие овцы. И причем здесь юрта?

– Нет, я серьезно спрашиваю.

– Про юрту?

– Окей, давай на понятном мне языке. Это на один раз или продолжим?

Они посмотрели друг на друга. Михаил, представляя себе этот разговор после пробуждения, боялся, что опять превратится в «Мишаню» и начнет блеять что-нибудь про любовь и ниспосланного звездами благодетеля. В плохие дни он мог начать нести еще и не такую пургу. В реальности все оказалось совсем по-другому. Камал остался Камалом, а Михаил – Михаилом, они почти одновременно помотали головой, уткнулись взглядом в свои чашки и выдали:

– Нет, бред какой-то.

Допив чай, они вернулись в постель, и никому не пришло в голову заводить разговор про «дальше».

В понедельник Михаил пришел в офис понурый и бледный. Ночью почти не удалось поспать, а для пущей правдоподобности он оставил перемазанную лаком толстовку. Заявление в отделе кадров писал с кислой миной и вообще вел себя максимально вызывающе. Напоследок заявил Николе, что только полные кретины остались верны «Никону», назвал Лидочку шалавой и пошел в метро.

По дороге услышал звонок, поставленный на мать. Она звонила дважды, и после второго звонка он перезвонил.

– Сыночек, у тебя все в порядке? – спросила она искренне озабоченным тоном.

Михаил прикинул свою ситуацию и честно ответил:

– В целом, да.

– Извини, что я тебе все это наговорила.

– Бывает.

– Придешь сегодня домой?

– Нет, мам, сегодня не приду. Как-нибудь зайду на выходные, я тебе позвоню. У меня все в порядке. Пока.

Повесил трубку и сбросил еще два звонка. Тяжесть, которая накатила на него в четверг вечером, не спешила возвращаться. Вместо этого он хотел прыгать очень высоко и, украдкой оглядываясь, гадал, не заметит ли кто, что у него за спиной крылья.