621516

Пока пальцы Кевина проникают внутрь, Карл думает, что могло получиться из их жизни. Думает, что могло быть за пределами десяти обрывочных лет. Десять умножить на пять – пятьдесят дней. Карл видит перед собой просторную квартиру, увешанную картинами импрессионистов, а потом Кевин находит нужный участок, щекочет его, и картины импрессионистов мешаются в сплошное пятно удовольствия.

Через один оргазм Карл думает, что им недостает здравомыслия. Они достаточно умны для того, чтобы их жены ничего не знали, но недостаточно – для того, чтобы не иметь жен.

– У Майи родился ребенок, – говорит Кевин за очередной сигаретой, стоя там же, у окна, где фальшиво признался в том, что у него нет жены.

– Поздравляю, – отвечает Карл, понимая, что для Кевина слышать это так же нелепо, как соболезнования в неслучившейся смерти.

Солнце перекатывает за полдень, движения Кевина становятся медленными, почти ровными. Карл стонет тише, прикусывая губы, чтобы распробовать все оттенки ощущений. Он знает, что будет жить этими воспоминаниями несколько месяцев. У него за плечами было всего пятьдесят дней с тех пор, как он «стал взрослым». И три отчаянных года беспорядочного секса за год до этого. Их с Кевином поймали в притоне с парой косяков, и Карл улыбался, как ненормальный, потому что знал, что мама узнает о траве, но не узнает о том, что было десятью минутами раньше. Не узнает, почему на самом деле у него несколько дней болело горло.

Карл стоит на коленях перед дверью. Ему нравится, как далеко заходит то, что делает Кевин. Вероятность того, что дверь откроют, стремится к нулю. С другой стороны табличка «Не беспокоить», а уборщица получила свою десятку за то, что не заявится к ним пять дней. Но так представлять Анжелику намного приятней. Представлять то, что случится после ее короткого визита.

Ручка в двери проворачивается. Кевин кладет ладонь ему на спину. Дверь приоткрывается. Карл хочет вырваться, но ладонь Кевина не дает ему выгнуться в другую сторону, а его член заставляет двигаться в такт. Карл чувствует, как с каждым толчком вдыхает галлоны адреналина. Он чувствует запах пота Кевина, слышит его дыхание, и ему кажется, что тот, кто стоит за дверью, тоже чувствует это.

На пороге появляется женская туфелька. Карл судорожно перебирает в голове размеры женской обуви. Он пытается понять, может ли Анжелика носить такие. Он не хочет поднимать голову, но ладонь Кевина перетекает к его затылку, выхватывает волосы и задирает подбородок.

Карл заглядывает в лицо Анжелике. Она смотрит на него, и Карл мечтает увидеть выражение лица. Конкретное выражение лица. Удивление, ужас, разочарование. Карл закусывает губу от нетерпения. Он хочет Кевина и он хочет увидеть это, пусть даже это будет один раз.

Он хочет отомстить.

Кевин отпускает его голову и перехватывает свободной рукой его член. Анжелика распахивает глаза от запоздалого ужаса. Карл вглядывается в ее глаза, ожидая там того, что всегда видел в глазах матери.

Разочарование – стоп, снято.

Он кончает с облегчением и заваливается на пол, потому что его колени подгибаются, будто он бежал марафон. Анжелика хлопает дверью и убегает.

– С юбилеем, – голос Кевина хриплый, почти злой.

Карл хватает его за руку, подтягивается к руке и целует. Его жизнь разрушена, и полицейский вот-вот выпишет штраф за вождение в пьяном виде, но он счастлив и свободен. Впервые в жизни.

АТЕИСТ В ПОГРАНИЧЕНКЕ!

Мама всегда говорила, что быть честным человеком и преуспевать по жизни – вещи несовместимые. Собирая сумку, Максим вспоминал ее слова с особенной горечью. Вот уж от кого он не ожидал подвоха, так от родной полиции. Дослужиться до младшего лейтенанта, а потом получить от ворот поворот из-за собственной справедливости – отличная история для политической статьи. Максиму неприятно было вмешиваться в государственные дела, поэтому вместо того чтобы обратиться с жалобой к прокурору, он решил смириться со своим назначением.

– Руководство решило вас повысить, Максим Николаевич, приказ, так сказать, с самого верха! – начальник выглядел хмурым, да и его подчиненный прекрасно понимал заключенный в этой «награде» подвох.

В столице благородные рыцари давно никому не нужны. Только назначенцы и те, кто готов облизывать им задницы! Он прервал себя на неприятной цепочке мыслей. Нет, так нельзя думать о вышестоящих. Да, Максим сам виноват в том, что облажался. Не нужно было без разбора застегивать «браслеты». Лучше сначала вникнуть в ситуацию, узнать, кто перед тобой, а потом уже лютовать. Не попал бы папенькин сынок в изолятор по пьяни, глядишь, и Максим сейчас раскрывал бы стоящее дело.