621516

Он всегда старался быть вежливым и внимательным к женщинам. Его отец говорил, что в жизни есть только два смертных греха: пьянство и неуважение к матери. Джонатан решил для себя, что любая женщина – это мать. Разница была только в том, успела ли женщина уже подарить кому-то жизнь или только готовилась сделать это.

Мэгги виновато улыбнулась и сказала:

– Молодой человек, который приходил к вам, просил меня передать вам записку и корзину апельсинов. Я прочла записку. Простите, мистер Кранчберг, я за вас очень волновалась.

Джонатан постарался ничем не выказать недовольства. Мэгги приободрилась и продолжила.

– Он пишет, что приносит свои извинения. Что он был потрясен смертью своего друга, поэтому хотел найти виноватого. И надеется, что когда-нибудь вы его простите.

– Можно мне взглянуть на записку? – попросил мистер Кранчберг, ловко поднимая спинку койки. За десять дней он в совершенстве овладел мудреным пультом.

Мэгги достала из кармана сложенный вчетверо лист, поколебалась немного, но все же протянула его.

«Уважаемый мистер Кранчберг, прошу вас извинить меня за то, что я накричал на вас и обвинял в том, чего вы, разумеется, не совершали. Я был расстроен. Я расстроен и сейчас тоже, но тогда меня одолело отчаяние. Поймите, я потерял самого близкого человека. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете меня простить. Я прочел о ваших достижениях в газете вчера и понял, что вы не можете быть виноваты ни в чьей смерти. Пожалуйста, простите меня за мои слова и поправляйтесь. Я уверен, что Мэтью захотел бы помочь такому человеку, как вы».

Аккуратный почерк ничем не выдавал эмоции человека, который писал письмо. Кранчберг невольно с уважением отметил это. Взгляд его вернулся к сестре.

– Большое спасибо, что передали его, Мэгги. Я хотел бы сказать мистеру Холланду, что не держу на него зла. Вы сможете передать ему, Мэгги?

Сестра, обрадованная тем, что послание не привело к ухудшению самочувствия пациента, охотно закивала головой.

– В регистратуре есть его номер телефона, – объяснила она. – Все посетители заполняют бланк. Я позвоню ему сегодня после смены и всё передам.

Джонатан кивнул и отвернулся к окну, как делал всякий раз, когда собирался заснуть. Мэгги научилась понимать его намек, но на сей раз продолжила сидеть у постели.

– Мистер Кранчберг? – окликнула она.

– Да?

– Вы не отдадите мне письмо?

Джонатан перевел на нее взгляд и вежливо улыбнулся:

– Я хотел бы оставить его у себя. На память.

***

Увидеть доктора Стерлинга удалось только по истечении двух полных недель со дня операции. Кранчберг почти отчаялся познакомиться с легендарной личностью, о которой Мэгги могла рассказывать без остановки. Рассказы про доктора Стерлинга превратились для Джонатана в подобие детских сказок, которые выдумывают на ходу заботливые родители.

– Что ж, мистер Кранчберг, дела ваши идут на поправку! – бодро заметил подтянутый мужчина с волосами, черней которых Джонатан не видел ничего в жизни. Редкие прядки седины лишь подчеркивали оттенок, и доктор Стерлинг был похож на умудренного жизнью ворона.

– Рад с вами познакомиться, – сказал Кранчберг.

Они поговорили немного об общих знакомых, о погоде, о самочувствии Джонатана, и постепенно разговор вышел на инцидент с неожиданным посетителем.

– Мистер Кранчберг, скажите, стоит ли нам связаться с кем-то из ваших родственников? Мэгги рассказала мне, что у вас был только один посетитель.

– Не думаю, что кому-то будет интересно кататься по больницам, – ответил Джонатан. Обсуждать семью, которая расползлась по миру, оставив известного ученого в гордом одиночестве, не хотелось. Задетая гордость могла навредить ему посильнее воспоминаний о сыне.

– Хорошо, Джонатан, я скажу напрямик, – доктор Стерлинг тяжело вздохнул. Кранчберг заметил, что перед решительным шагом этот поседевший ворон предпочитал как следует надышаться. Такие люди – те, кому требовалось много усилий, чтобы держать себя в руках – отталкивали Кранчберга.

– Слушаю, док, – он позволил себе фривольность, компенсируя раздражение.

– Операция прошла хорошо, но реабилитация может затянуться. Сейчас за вами ухаживает Мэгги, и еще какое-то время вам стоит остаться в больнице, но затем предстоит выписка. Боюсь, ближайшие месяцы вам придется провести с сиделкой, если никто из родственников не возьмет на…

– Спасибо, док, – перебил мистер Кранчберг. – Я вас понял. Подумаю, что можно сделать. Спасибо, что сказали напрямик. Как считаете, сколько месяцев мне придется сидеть на шее у родни?

Новое сердце Джонатана сжалось от ужаса.

– Возможно, полгода, – ответил Стерлинг. – Опасно оставлять вас в одиночестве, Джонатан. С такими вещами не шутят.

– Хорошо, док, еще раз спасибо.

Дверь за Стерлингом закрылась, и новое сердце сделало несколько неуверенных ударов. Кранчберг стиснул зубы, руки сами собой сжались в кулаки. Больше всего на свете он опасался, что когда-нибудь ему придется зависеть от другого человека. Если бы только Марта была жива.

***