Читаем ~А (Алая буква) полностью

— Как можно, без разрешения? — хмыкает Димка и, удерживая подбородком «планшетник», прихватывает пару стульев. Нагруженный этим добром, возвращается обратно к Карине.

— Так, — чуть сдавленным голосом («планшетник» всё ещё прижат подбородком к его груди) начинает он, ставит стулья и перехватывает («планшетник» рукой, — садись и ещё раз повтори, почему лечение ритмов сердца и проводимости считается наиболее сложным в кардиохирургии? Кстати, — поворачивается ко мне Димка, вспомнив, что я существую, — присядешь с нами? Могу тебе стул принести.

— Нет, спасибо, я уже насиделась в машине.

— Как хочешь… Карина! — зовет Абгарян и хлопает ладонью по стулу. Карина, бросив на меня виноватый взгляд (словно извиняясь, что увела у меня Димку), тем не менее, охотно присаживается рядом с ним, и эти двое с энтузиазмом принимаются за работу.


Покосившись на этот своеобразный Останкинско-Бакулевский дуэт, которому я сейчас объективно не нужна, я подхожу к сумке. Вынимаю сигареты и выхожу в холл. Ищу выход на лестницу. Немного подумав, толкаю выкрашенную серым дверь, которая, судя по бело-зеленому знаку с бегущим человечком, как раз и ведет туда, куда мне нужно, и выбираюсь на лестничную площадку. Пахнет сыростью и бетоном. Провожу пальцем по перилам. Убедившись в отсутствии пыли, облокачиваюсь и смотрю вниз, на убегающие ступени. Сую сигарету в рот, чиркаю зажигалкой и — ё-ты-моё! — вижу на противоположной стене табличку с перечеркнутой сигаретой. Курить, откровенно говоря, хочется до безумия, но представив, как меня под белые руки с позором выводят из «Бакулевского» плюс последующий за этим едкий комментарий от Абгаряна и, что ещё хуже, от Сечина, чертыхаюсь и бросаю сигарету обратно в пачку. «Так я с вами вообще курить завяжу», — злобно думаю я. Ещё бы: в «Бакулевском» курить нельзя, в поликлинике — нельзя, в детском доме — нельзя, при Даньке тоже нельзя. Ну и где тогда можно?

С этими мыслями (и в соответствующем настроении) возвращаюсь обратно в музей, пообещав себе завтра купить жевачку.


— А, это ты? — услышав мои шаги, рассеянно поднимает голову Димка. — Слушай, а мы тут почти всё закончили.

«Он что, вообще не заметил, как я выходила?» Рассматриваю Карину, безмятежно поправляющую в ухе сережку.

— Значит так, милые девушки, — Димка встает, — вы пока чем-нибудь займитесь — поболтайте, погуляйте или просто так посидите — только, ради Бога, не трогайте меня хотя бы минут десять, потому что я хочу кое над чем подумать.

Выдав это, Абгарян забирает «планшетник» и, покрутив головой в поисках подходящего места, отходит к окну, где стоит третий стул. Садится, по привычке стекает на копчике вниз, широко расставляет ноги и, беззвучно шевеля губами, утыкается в дисплей. Карина тоже поднимается и медленно подходит ко мне, наблюдая за тем, как я прячу в сумку сигареты.

— Я не курила, — на всякий случай предупреждаю я.

— Я так и поняла. У меня бывший мой курит, — и Карина с грустным лицом машет перед носом ладонью, показывая, что курильщиков по запаху можно узнать за версту. Указывает подбородком на Димку: — А Дима что сейчас делает?

— Распаковывает синопсис сценария, — выпрямившись, поясняю я, глядя на Карину чуть сверху вниз (я её повыше). Карина округляет глаза. — Ах да, прости, — спохватываюсь я, — если объяснить нормальным языком, то Дима сейчас занимается тем, что набрасывает поэпизодный план сценария, или, как мы говорим, пишет биты.

— Понятно, — неуверенно тянет Карина. — А фотографии музея ему зачем?

— А Дима продергивает их в сценарную канву, чтобы расставить акценты и понять, чего не хватает.

Карина, уважительно взглянув на Абгаряна, снова переводит любознательный взгляд на меня:

— А вы всегда вместе работаете?

Киваю:

— Да, почти всегда.

— А можно, я у тебя ещё кое-что спрошу?

В этот раз просто киваю.

— Я никогда не была в телецентре, — чуть смущенно признается Карина, — а мне… ну, мне бы очень хотелось узнать, как у вас всё устроено?

— Хочешь на экскурсию или просто поговорить? — невольно копируя стиль Сечина, приподнимаю брови, и Карина смеётся:

— Да, хочу на экскурсию, но сначала просто поговорить. И мой первый вопрос: а у вас действительно в массовку ток-шоу нанимают артистов?

Перейти на страницу:

Все книги серии Тетрис ~

~А (Алая буква)
~А (Алая буква)

Ему тридцать шесть, он успешный хирург, у него золотые руки, репутация, уважение, свободная личная жизнь и, на первый взгляд, он ничем не связан. Единственный минус — он ненавидит телевидение, журналистов, вообще все, что связано с этой профессией, и избегает публичности. И мало кто знает, что у него есть то, что он стремится скрыть.  Ей двадцать семь, она работает в «Останкино», без пяти минут замужем и она — ведущая популярного ток-шоу. У нее много плюсов: внешность, характер, увлеченность своей профессией. Единственный минус: она костьми ляжет, чтобы он пришёл к ней на передачу. И никто не знает, что причина вовсе не в ее желании строить карьеру — у нее есть тайна, которую может спасти только он.  Это часть 1 книги (выходит к изданию в декабре 2017). Часть 2 (окончание романа) выйдет в январе 2018 года. 

Юлия Ковалькова

Роман, повесть

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное