A moon gate in my wall: собрание стихотворений

184. «У тебя миндальные сады…» [113]

У тебя миндальные сады
по краям берилловой воды,
у тебя цветные фонари
освещают праздник — до зари.
Для тебя у девушки любой
вспыхнет сердце искрой голубой.

Знаю: волны на море зеленом

не докатятся к тебе со стоном
и, ласкаясь у твоей руки,
не передадут ничьей тоски.

Ты сейчас не помнишь никого,

ты сейчас не слышишь ничего,
в эту томную глухую ночь
ты не можешь мне помочь.

185. «Ты, Лилит, спустилась по ступеням…»

Ты, Лилит, спустилась по ступеням,
ты, Лилит, себя не пожалела,
ты сошла туда, где жили тени,
чтобы обрести, кого хотела.

Отдала светящиеся крылья,

звездную тиару, что сверкала,
сделала последнее усилье —
опустила даже покрывало.

Все — по приказанью тех, оттуда,

чтобы только увидать, что надо,
и стояла, все еще — как чудо,
и ждала желанную награду.

Ну и что же, ты его узрела,

своего архангела во плоти,
у него изломанное тело,
крылья потемневшие в лохмотьях.

Ты, сама ушедшая из рая,

бросившая небо добровольно,
что же, от тоски своей сгорая,
ты не скажешь, что теперь довольна?

186. «Из тишины, из темноты…» [114]

Из тишины, из темноты
вздохнули сладкие цветы,
где капли белые луны
на венчиках видны.

В глубокой дреме старый сад,

и черных лип усталый ряд
недвижен, точно строй солдат,
и даже птицы спят.

И только белая луна

сползла туда, где два пятна —
две клумбы белые взросли
из дремлющей земли,

и от упавшего меча,

от лунного луча
блаженно дрогнули цветы
из темноты.

187. «Луч заката играет на пальме…»

Луч заката играет на пальме,
в игрушечном хуторе между гор.
Старый японец в серой тальме
вышел гулять в свой двор.

Рядом в окошко глядит японка,

глаза у ней — вишенки, ротик ал,
точно художник очень гонко
куколку разрисовал.

Смотрят на речку, зеленый берег,

смотрят, как день сменяет мгла, —
и Бог их не тронет, — Он им верит:
они никому не сделают зла.

188. «Лес лиственный и вместе хвойный…» [115]

Лес лиственный и вместе хвойный
и, затерявшись между скал,
пруда зеленого провал,
такой глубокий и спокойный.

А дальше, — так за десять миль, —

есть город с серыми домами,
и весь он — сталь, бетон и камень,
и весь он грязь, и дым, и пыль.

189. «Тамара, Тамара, зачем в тиши…» [116]