А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

На страницах 397–398 Хомяков толкует слова св. Апостола Павла (Филип. 2, 6) не согласно со св. Иоанном Златоустом и с другими учителями Церкви, и даже не сообразно с Божеством Господа нашего Иисуса Христа[969]. Хомякову, так много говорившему о Церкви, не следовало бы забывать, что, по 19-му правилу Шестого Вселенского Собора, Священное Писание надлежит изъяснять согласно с Писанием св. отец. «Аще будет исследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих Писаниях, и сими более да удовлетворяются, нежели составлением собственных слов, дабы при недостатке умения в сем не уклониться от подобающего»[970].

Г. Ю. Карпенко Проблема знания в богословском сочинении А. С. Хомякова «Церковь одна» и в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Проблема отношения Л. Н. Толстого к творчеству А. С. Хомякова уже неоднократно была предметом специального изучения[971]. Но наиболее полно данный вопрос освещен в статье Антонеллы Каваццы «Л. Н. Толстой и А. С. Хомяков»[972]. Обратившись к автобиографическим материалам и произведениям Л. Толстого, а также к свидетельствам современников, А. Кавацца реконструирует историю противоречивого отношения Л. Толстого к идеям Хомякова на протяжении более 50 лет[973].

Итальянская исследовательница особое внимание уделяет вопросу религиозного влияния творчества Хомякова на духовное становление писателя и приходит к выводу, что «диалектическое отношение Толстого к богословским произведениям Хомякова оформилось к началу 1870-х годов, когда усилились религиозные поиски писателя». Хотя А. Кавацца и приводит свидетельства самого Толстого о том, что он в апреле 1857 года «читал гордые и ловкие брошюры Хомякова» «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях»[974], но считает, что решающими стали 1870-е годы – время религиозного самоопределения писателя. В это время, по словам исследовательницы, становится вполне очевидным, что «через произведения Хомякова произошло первое знакомство Толстого с православным богословием» и в его рассуждениях на христианскую тему находят отражение «элементы учения Хомякова, обобщенного в его катехизисе “Церковь одна”, – и именно с этого времени „отзвуки идей Хомякова достаточно ощутимы в художественных и философских произведениях писателя“[975].

Однако, как показывает сопоставительный анализ богословского сочинения «Церковь одна» и романа «Война и мир», «отзвуки идей Хомякова достаточно ощутимы» и в «воздушной громаде» Л. Н. Толстого, создаваемой им в 1860-е годы. Хотя и нет документальных свидетельств, подтверждающих обращение Толстого к сочинению Хомякова в период его работы над «Войной и миром», но вполне естественно можно предположить, что о содержании богословского сочинения (в каких-то опорных идеях) писатель мог узнать и от Хомякова, и из славянофильской среды: ведь, по свидетельству Ю. Ф. Самарина и по письмам самого Хомякова, известно, что сочинение «Церковь одна» было написано в 1840-е годы и даже предпринимались попытки его издания[976], т. е. было достаточно источников и поводов, чтобы устно тиражировать богословские идеи автора.

С другой стороны, религиозное настроение, которое выражал и утверждал Хомяков, было настолько укоренено в святоотеческой традиции[977] и проступало благодатной энергией в 1840–1860-е и последующие годы, что вопрос о знакомстве Л. Н. Толстого с сочинением Хомякова может быть перенесен из фактографической плоскости в типологическую и далее – в сферу духовно неизменных ценностей.

Такая смена исследовательского акцента сегодня оправданна, так как наступило время, чтобы со всей определенностью утвердить мысль: творческое наследие Хомякова не только вызывает историко-познавательный интерес, но и укоренено в толще отечественной культуры, жизнеспособно и духовно востребовано современностью. В связи с этим необходимо вспомнить слова В. В. Розанова, который отказал Хомякову в жизненности идей. В статье, посвященной столетию со дня рождения мыслителя, он писал о том, что юбиляр «не вошел живою частицею души в живую русскую жизнь <…> не вошел согласным с другими голосом»[978]. Таким образом, Розанов уже в начале XX века закрывает «хомяковскую тему» и говорит о ней как об историческом факте.

Между тем многие идеи Хомякова не как идеологемы, а как «онтологические настроения» относятся к разряду «мировых событий»[979], т. е. причастны к «вечности идеального» и обладают способностью не только напоминать о себе в связи со спорами эпохи, но и быть витальными, жизнепорождающими. К такой миротворящей идее-зерну относится и «идея» знания.